Навстречу Восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией

Опиумные войны 1840-х гг. и Тайпинское восстание, разразившееся десятью годами позже, пошатнули укоренившуюся убежденность в способности Цинов сохранить целостность империи. Как и османские султаны, китайские императоры теперь казались менее способными противостоять территориальным посягательствам. Первым из русских, кто этим воспользовался, был генерал-губернатор Восточной Сибири, граф Николай Николаевич Муравьев (затем Муравьев-Амурский). Отчасти стремясь помешать деятельности Русско-американской компании на другой стороне Берингова пролива, Муравьев начал агрессивную колонизацию Приамурья в начале 1850-х гг. Хотя в основном это была собственная инициатива Муравьева, Петербург не возражал. Когда в 1849 г. его подчиненный, вопреки конкретным указаниям вышестоящих лиц, заявил права России на территорию в устье Амура, царь Николай I принял этот шаг, сказав: «Где раз поднят русский флаг, там он уже опускаться не должен»^{518}.[63]

Подписав Нерчинский договор, правительство Петра I признало власть Китая над этими малонаселенными морскими провинциями. Но теперь маньчжурская династия клонилась к своему неизбежному закату и не могла противостоять Муравьеву. И когда в 1858 г. английские войска оккупировали Кантон, а тайпины захватили Нанкин (Наньцзин), у осажденного цинского правительства не было другого выбора, кроме как уступить требованиям Муравьева о контроле над регионом. По договорам, подписанным в тот год в Айгуне и в 1860 г. — в Пекине, Россия получала западный берег Амура от северо-западной оконечности Маньчжурии до Тихого океана, а также территорию к востоку от реки Уссури^{519}. Подчеркивая свои амбиции, Муравьев окрестил новый порт на Тихом океане Владивостоком.

* * *

После 1860 г. дипломатия князя Горчакова в Азии стала более осмотрительной. В Туркестане воинственные генералы, такие как Скобелев, энергично продвигались вперед, туда, где территория царской России граничила с небольшими самостоятельными ханствами — Хивинским, Кокандским и Бухарским. Однако, когда дело касалось более авторитетных держав, Петербург избегал риска новой войны. Нигде это не было так очевидно, как в продолжительных спорах с Пекином по вопросу реки Или в последние годы правления Александра II.^{520}

Один из самых плодородных оазисов Центральной Азии — долина, орошаемая верховьями реки Или на северо-западной границе Китая, имела огромное стратегическое и коммерческое значение^{521}. Во время крупного восстания мусульман в т.н. Китайском Туркестане в 1860-е гг. восставшие изгнали цинскую администрацию с этой территории и грозили подтолкнуть к мятежу своих единоверцев в российской части Туркестана по другую сторону границы. Хотя у него и не было на это приказа начальства, генерал Константин Кауфман в 1871 г. направил войска на захват долины. Они легко подавили мятеж, а их командир, генерал Герасим Колпаковский, объявил, что Или занята «навечно»^{522}. Русский посланник в Пекине Влангали лаконично сообщил в Цзунлиямынь, что Колпаковский «вернул» земли, занятые мусульманскими мятежниками, опустив при этом неудобные для себя заявления генерала об аннексии. Вместо этого на основании предшествующих просьб Китая о помощи в подавлении восстания эта акция была представлена скорее как дружественный жест, и Александр II публично объявил, что Или будет возвращена Пекину, как только тот усмирит Синцзян.

То, что Россия когда-либо выполнит слово и спустит свой флаг в долине, вызывало большие сомнения. Однако к 1878 г. цинские армии под грамотным руководством генерала Цзо Цзунтана наконец-то подавили восстание. С огромной неохотой и только через три года, в течение которых тянулись переговоры, царские дипломаты все же согласились освободить большую часть долины Или на приемлемых для Китая условиях по договору, заключенному в Петербурге 12 февраля 1881 г.^{523}.

Решение покинуть эти земли было вызвано глубокой обеспокоенностью Петербурга по поводу неудачи в Османской империи. Когда Александр II нехотя позволил втянуть свою империю в новую турецкую войну в 1877 г., последующие события только подтвердили мудрость его пацифистских инстинктов. В отличие от Крымской войны 1853—1856 гг., Турция теперь воевала почти без какой-либо помощи, и к началу 1878 г. царские войска дошли до ворот Стамбула. Однако Великобритания и Австро-Венгрия, встревоженные условиями, на которых был заключен мир с турецким правительством в Сан-Стефано, заставили Россию снова сесть за стол переговоров. Будучи слишком слаба, чтобы противостоять сразу нескольким державам, Россия была вынуждена убавить свои требования и согласиться на существенный пересмотр договора на Берлинском конгрессе в мае 1878 г.^{524}.