Навстречу Возмездию

Я посмотрел на себя в зеркало. Лицо у меня посерело, а щеки запали. В первый раз я обратил внимание на шрам: он уже зажил и придавал мне свирепый вид. Но никогда я еще не был так далек от свирепого настроения. Я чувствовал себя всеми покинутым загнанным зверем. Где-то там, в темноте, казалось, всего на расстоянии вытянутой руки, лежали Турция и моя грядущая могила, от которой меня отделял всего один крохотный шаг. Я физически чувствовал грохот выстрелов и свою предсмертную агонию. Какой ерундой покажется этот шрам, если я попаду к ним в руки!

Я вернулся к окну и высунулся наружу.

У меня за спиной послышался шум.

Я резко повернулся, с трудом удержавшись от крика.

Крошка.

На ней был старый плащ, блестевший от дождя, и офицерская фуражка, надвинутая на уши и скрывавшая конский хвостик и большие глаза. Крошка молча смотрела на меня. Потом подошла ко мне, подняла руку и несильно толкнула меня в грудь. Я отступил назад к кровати и сел на нее.

— Ты ужасно выглядишь, Инки.

— Меня волнует Турция, — ответил я, проглотив комок в горле.

Она покачала головой:

— Через несколько часов все будет позади. Незачем беспокоиться. Все будет в порядке. Тебе надо учиться доверять людям, Инки. Особенно мне. Я твой единственный друг.

Я вздрогнул. В самом лучшем учебнике Аппарата написано, что это следует сказать перед тем, как воткнуть человеку между лопаток кинжал из "службы ножа". Но я и виду не подал, о чем думаю. Крошка полезла в карман.

— Самое лучшее для тебя — это заснуть и проснуться завтра, когда мы уже будем спокойненько плыть возле берегов Египта. — Она что-то протянула мне.

Так я и знал. Леденцы с гашишем! По какой-то причине Крошка хотела, чтобы я оказался совершенно беспомощным.

— Возьми, — настаивала она, потому что я не брал. Я уставился на конфеты. Три штуки! Да от такой дозы я свалюсь, как бычок на бойне.

Слава Богу, что я предусмотрительно решил быть очень осторожным.

На мне был банный халат с широкими рукавами, которые почти закрывали кисти рук, и я в совершенстве владел нужным приемом. Я взял первую конфету и сделал вид, что кладу ее в рот. Демонстративно «прожевал» ее и «проглотил». Но на самом деле я уронил ее в рукав, усиленно работая при этом челюстями.

Взял вторую и снова сделал вид, что кладу ее в рот и жую.

— Мм-м, — протянул я. — Как вкусно. — Но и вторая оказалась у меня в рукаве.

Туда же отправилась и третья.

— Так-то лучше, — произнесла Крошка. — А теперь отправляйся спать, и все будет в порядке. До Александрии шестьсот миль, и к рассвету Турция будет уже далеко позади. Веди себя как пай-мальчик и отправляйся спать.

Она направилась к двери, но, уже подойдя к ней, обернулась:

— Я проведу ночь на капитанском мостике и сама за всем прослежу. Ни о чем не беспокойся. — И она ушла.

Я подошел к двери. Да, ее шаги, едва слышимые за шумом двигателей, удалялись.

Я пошел в ванную и спустил три конфеты с гашишем в унитаз.

Потом вернулся и лег в кровать. Выражение огромных глаз и слишком большого рта Крошки не предвещало ничего хорошего. Работник Аппарата в этом никогда не ошибется.

Корабль мерно раскачивался. Два часа я неподвижно лежал, глядя в залитое дождем стекло. Этой ночью я не буду спать. Я дал себе слово.

Неожиданно я насторожился: что-то изменилось! За последние несколько минут судно ни разу не вздрогнуло. Мы больше не раскачивались. Я не знал, что это значит, но чувствовал, что тут что-то кроется. Дождь все еще шел. Что же это значит?

Где-то вдалеке, на палубе, раздались еле слышные звонки.

Качка совершенно прекратилась.

Двигатели смолкли!

Глава 5

Сквозь залитое дождем стекло я видел, что снаружи что-то происходит.

Какое-то маленькое судно!

Мне был виден свет на носу. Мелькнул иллюминатор, светящийся красным. Белый фонарь на корме. Стало ясно, что загадочное судно почти в три раза меньше "Золотого заката".

Оно приближалось. Матросы сновали в темноте, словно тени демонов. Судно готовилось к нам пришвартоваться. Да! На борт бросили линь.

Что это? Патруль? Я не знал.

Кто-то, скрытый сумраком, стоял у рубки незнакомого судна, вровень с нашей палубой.

Свет от иллюминатора осветил его лицо.

Человек с черной челюстью!

Боже! Что происходит? Мои мозги бешено заработали.

Я поспешно запахнул плотнее халат, выскочил из комнаты и босой поднялся на палубу. Словно тень, я проскользнул за большой ящик со спасательными жилетами.

Дождь молотил меня по спине. Я выглянул.

Судно с глухим ударом пришвартовалось к нам.

Человек с черной челюстью подошел к поручням.

На палубе у нас появилась другая фигура и встала у поручней напротив этого толстомордого человека. Их разделяло всего пять футов.

В руке человека с черной челюстью вспыхнула зажигалка, и ее огонек осветил фигуру напротив.

У меня кровь застыла в жилах.

Крошка! Ее глаза и рот невозможно спрятать даже под огромной фуражкой.

— Незачем было начинать демонстрацию, (…)! — сказала она. — Меня чуть не убили камнем, а что бы ты делал без меня? Мы и так собирались отплывать на следующее утро. Господи, как я зла на тебя!