Назад в космос

Вот она, причина, по которой сходят с ума разведчики дальнего космоса. Вселенная не создана для людей, она существует сама по себе, без оглядки на человечий род, хотя людям хочется верить, что все обстоит иначе. Волнистая степь, нетоптаные травы, теплый ветер, и, кажется, сейчас из-за ближайшего увала выметнется конница Чингиза: косматые лошади, бунчуки, скуластые лица всадников – все, что было на Земле и никогда не повторится на скучной планете Теща‑2.

Топот, визг, ржание резанули слух. Азвар обернулся. На него мчалась конная лава. Все, как только что представлялось помраченной фантазии. Изогнутые луки, кривые сабли в потертых ножнах, арканы, свернутые у седла. Клочья травы вылетали из-под неподкованных копыт.

За сообщение о подобной атаке Номад был объявлен сумасшедшим и навсегда отстранен от полетов, но делать вид, что ничего не происходит, было бессмысленно.

– Вижу номадов, – отчетливо произнес Азвар. – Скачут ко мне.

Почему-то Азвар был уверен, что камеры корабля не фиксируют галопирующих кочевников, но голос пилота системы корабля обязаны услышать. Кроме того, выброс адреналина заставит взвыть датчики на базе, расположенной на Земле, и уже через минуту на связь выйдет капитан Иванов или кто сегодня дежурит вместо него. Пусть конная атака окажется галлюцинацией, но она должна быть зафиксирована по всем правилам, и не важно, что скажет по этому поводу консилиум психологов.

Азвар выпрямился и поднял руку жестом, понятным во всех мирах и эпохах, где есть кому понимать человеческие жесты:

«Я здесь и не собираюсь прятаться».

Еще была несвоевременная мысль:

«Представляю, как я выгляжу со стороны, если номады всего лишь мне кажутся, а на самом деле их нет».

Топот надвинулся вплотную, свистнул аркан, и Азвар, стянутый поверх защитного кокона грубой веревкой, повалился в траву, запаха которой не мог ощутить.

Сильные руки перевернули его вверх лицом. Самостоятельно двигаться Азвар не мог. Вот тебе и хваленая защита, а перед простой веревкой спасовала.

Степняк, в шлеме, в стеганом кафтане, на который нашиты металлические бляхи, наклонился над Азваром, резко что-то проговорил. Звуки были членораздельны, но, конечно же, напрочь непонятны.

– Извини, приятель, – сказал Азвар, – лингвистов, которые бы с ходу переводили любые наречия, у нас не придумано. Придется тебе объясняться иначе.

Кочевник продолжал отстреливать короткие фразы. Лицо его, первоначально бесстрастное, искажалось все сильнее, затем он схватился за плеть. Тонкие ремешки, сплетенные в косичку, со свистом рассекали воздух.

«Камча, – вспомнил Азвар. – Такая плетка называется камчой».

Решив, что пленник достаточно напуган, кочевник стегнул лежащего по животу. От удара должен был вспухнуть багровый рубец, но на этот раз нелюбимый «кулек» спас хозяина. Удары чувствовались, пленка слегка прогибалась под камчой, а боли не было совершенно. Но подобного унижения Азвар представить не мог… Вот так броситься с плетью на человека, которого видишь впервые в жизни.

– Ты что делаешь, кузен по разуму? – закричал Азвар. – Это называется первый контакт?!

Кузен по разуму продолжал хлестать камчой. Такое уже ничуть не походило на глюк. Азвар извивался, безуспешно пытаясь высвободить руки.

«Погоди, наши прилетят, ты по-другому запоешь!»

Хотя когда прилетят «наши»? В лучшем случае через три дня. За это время может случиться что угодно.

Но что нужно этому болвану? Ведь не из чистого же садизма он машет плетью. Хоть бы знаками или еще как показал, чего хочет добиться. Так ведь нет, для него добиться – значит бить до победного конца. И он бьет, хотя видит, что мне не больно и усилия его пропадают втуне. Или не видит? – кто его поймет, узкоглазого.

Узкоглазый отшвырнул камчу, вытащил из костра дымящуюся головешку. Минуту назад никакого костра не было и в помине, а достаточно было протянуть руку, и головеха очутилась в кулаке. Горящий конец вдавился Азвару в живот.

– Этого я тем более не боюсь, – произнес Азвар, стараясь говорить безразличным тоном. Номад хрипит, словно это его пытают, ну а я буду спокоен, как партизан на допросе. Зря я поначалу кричал, сразу надо было показать палачу, что ничего он не добьется.

Что огонь не действует на пленника, палач понял быстро. С проклятием он отшвырнул погасшую головешку. То, что последняя фраза была проклятием, Азвар понял и без словаря.