Назад в космос

– Знаете, это был по-своему прекрасный день, капитан, – вдруг сказала Катя, удивив Баженова до глубины души. – Самый необыкновенный в моей жизни. Вот вы сейчас пообещали – трудно, но по-настоящему. Именно так и было сегодня. До сих пор хочется плакать. Я папу отвезу домой – и тоже упаду. И наверное, еще поплачу. Но что делать, если человек так нелепо устроен. Он потому и человек, правда? Когда настоящий человек? Он создан для счастья… но ему бывает трудно?

– Да, – только и смог вымолвить Баженов.

– Начинай рыдать немедля, если хочешь вполне насладиться этим, – буркнул Карков. – Но лучше поговори еще вот так, как взрослая мудрая женщина, мне очень понравилось.

– Какой же ты несносный, пап!

– Да я из самых лучших побуждений. Сейчас Дюран все подключит, и здесь начнется феерия. Может получиться даже смешно. Но я, пожалуй, спрячусь под кровать.

– Что-то не так? – озабоченно спросил Баженов.

– В принципе ничего страшного, – прогудел Карков. – Но, конечно, все не так, как надо. Счастливо, парень, а теперь двигай отсюда. Девочка права – не надо тебе видеть ее такой… Она совсем другая.

– Но…

– Мы все сделали правильно, сигнал завели куда надо. Но какой сигнал? Если ты понимаешь, о чем я. О сигнатуре не подумали совсем. Мы людей спасли, мы молодцы, нам себя упрекнуть не в чем. Но сигнатура может удивить, хе-хе.

– Зануда вы, Ваня, – сказал Баженов. – В следующий раз вызывайте другого спасателя. Прощайте, Катя. Был рад познакомиться.

И ушел с улыбкой, потому что вслед донеслось ворчливое: «Да не звал тебя никто, сам приперся!»

И только усевшись в свое кресло и отдав кораблю приказ начать предстартовую процедуру, он догадался, что именно Карков пытался ему объяснить.

* * *

Катя проснулась от неведомого ранее чувства.

Она привыкла быть счастливой, но никогда еще счастье не накрывало ее до такой степени, чтобы хотелось немедленно выскочить на улицу голой и прокричать всему миру: люди, я люблю вас! И упасть на газончик перед домом, чтобы далеко не бегать. А там уже кто-то будет; все равно кто, потому что она действительно любит всех.

Пораженная этим открытием Катя смотрела в потолок, осваиваясь с новой концепцией бытия. Она и не подозревала, что все так просто, и бесконечный поиск счастья, на который потрачено столько времени и сил, был ошибкой, ведь счастье искать не надо, оно повсюду, только руку протяни.

Руку… Катя посмотрела на свою руку, увидела, как та прекрасна, но еще вдруг поняла, что любит ее. Это стоило обдумать, развить и углубить. Вскочив с кровати, Катя встала перед зеркалом – да! О да! Восхитительная и обольстительная картина. Наконец-то Катя знала, чего ей не хватало раньше: она не любила себя. Она ласкала это тело для удовольствия, а не по любви. Теперь все будет иначе.

И совсем не надо выходить из дома. Зачем бегать так далеко.

Под окном что-то творилось; оттуда доносились звуки, нехарактерные для этого места, но однозначно радостные. Кате нравилось, когда люди радуются, и она лениво, несколько даже надменно, как существо, познавшее высшую истину, выглянула из-за шторы.

Посреди газончика, где она сама была готова упасть, пока не поняла своего счастья, теперь стояла на четвереньках голая Мэри, видимо, не добежав, куда хотела – а не надо далеко бегать, дурочка, у тебя свой газон ничуть не хуже! – с выражением полного удовлетворения на лице; к ней сзади пристроился такой же голый Маркус, который тоже, наверное, не добежал, хотя кто знает, может, как раз и добежал, – и трахал Мэри, закрыв глаза и пуская слюни от удовольствия.

Пять минут назад Катя могла бы выскочить к ним прямо в окно, потому что искренне любила обоих, но теперь все было по-другому. Ее до глубины души обрадовало, что эти двое нашли друг друга, и она не собиралась им мешать. Любовь священна, а превыше всего – любовь и уважение к самой любви.

– Счастья вам, ребята! – Катя улыбнулась и задернула штору.

В левом ухе зазвенело. Невероятно, но вызывал папа. Она уже забыла, каково это. Последний раз такое случилось, когда папа не смог прийти на выпускной: сломалась какая-то ерунда, и Бочке грозила опасность. Ну, мама так сказала.

– Радость моя. У тебя все в порядке?

Катя ответила не сразу. У нее вдруг перехватило дыхание.

Единственное, что реально, – звонок отца.

Все остальное – морок, бред.

Отец настоящий. Он всегда был настоящий.

А она?!

– Спасибо, пап… Теперь все хорошо. Знаешь почему? Ты позвонил.

– Просто сказать, что люблю тебя, – прогудел Карков. – И еще идея. Только сразу не отвергай ее, подумай.

– Конечно, слушаю.

Несколько секунд Карков сопел, будто собираясь с духом.

– Нет желания удрать из этого дурдома?

– Папа?! – ошарашенно переспросила Катя.

– Будет трудно, но по-настоящему, – через силу выдавил Карков.

И тут Катя поняла, что желание есть, да еще какое.

Будет не то что трудно, а просто страшно.

Но по-настоящему, да.

– Этот парень не улетел. Сидит на обшивке и ждет. Он подберет нас. Хороший парень. Я не могу сбежать надолго, максимум на пару месяцев, а тебя-то ничто не ограничивает. Посмотришь на мир… Трезвым взглядом. А?