Лишь в одном их интересы могли пересечься: изредка в стае космических дельфинов появлялись дефектные особи. Иные теряли способность летать из-за фатального стечения обстоятельств, а у некоторых давала сбои психика, что в конце концов приводило к тому же. В стае им не было места, а убивать их мешали атавистические остатки морали, превратившиеся в рефлекс. Что делают с отходами? Их перемещают на свалку. Дефектных особей чужаки препровождали дружескими пинками на тот или иной худо-бедно подходящий астероид, где те в принципе могли найти пропитание. Подходящих астероидов было мало в процентном отношении, зато много в абсолютном. Скол, обнаживший жилы радиоактивных руд, оказался как нельзя кстати. Миллионы лет назад этот астероид стал местом вечной ссылки для дефектных чужих.
Место ссылки редко бывает курортом. «Вероятно, разум возникает – если вообще возникает – лишь в некомфортной среде», – предполагал чужак. Смертность среди дефектных с самого начала была велика. Но они размножались. Тяжелые условия жизни спустя множество поколений пробудили мысль – не у всех, лишь у некоторых. Мысль получила новый толчок с приходом людей; когда же те покинули астероид, оставив в его недрах глубокие норы, дефектные переселились под поверхность. Кое-какой словарный запас чужого, свернутые шеи «забытых» каторжан и нацарапанное на стене слово «призраки» давали представление о первых шагах новой цивилизации.
– Я понимаю, что такое жестокость. Но разве твои далекие предки поступали иначе?
Пришлось кивнуть: не поступали.
– В том числе с теми животными, которые не годились в пищу?
– Меня там не было, – огрызнулся человек. – Хотя… ты прав, наверное.
По словам чужака, в жилые ярусы колонии, кроме него, время от времени наведывался лишь Опасный – один из тех дефектных, в ком еще только начало пробуждаться подобие разума. Тысячелетний ребенок мог свернуть человеку шею просто из любопытства. Дети – великие экспериментаторы. Опасного собрата чужой брал на себя.
При следующей встрече он уже стал Другом.
– Дальше.
– М‑м… кажется, я рассказал все.
– Все ли?
– Прошу прощения?
– Когда ты запустил реактор, помимо прочего автоматически включились обе системы наблюдения – стандартная и специальная. Ты довольно изящно вывел из строя стандартную систему, о чем умолчал. Если бы она была одна, тебе, вероятно, удалось бы избежать подозрений. Но специальная система продолжала работать. Работник твоего уровня и не должен был знать о ней. Спасатели, снявшие тебя с астероида, прихватили и записи, они у нас. Твои контакты с чужими выявлены и задокументированы, так что советую прекратить изображать тупоумного. Рассказывай начистоту. Имей в виду: у нас не беседа, а допрос.
– Допрос?
– Да, и тебе лучше чистосердечно признаться прямо сейчас, пока тобой занимается отдел внутренней безопасности фирмы, а не флотская контрразведка. Ну?
Прошел год ожидания, начался второй. В Астероидной системе земное время было абстракцией, а уж тут и подавно. И все же человек аккуратно выцарапывал на стене черточки, соответствующие каждым прошедшим стандартным суткам. Много раз он поднимался наверх, чтобы проверить работу маячка. Тот исправно посылал сигнал бедствия. А помощь все не шла.
Друг сдержал слово: Опасный больше не появлялся, и человек свободно ходил по колонии, не опасаясь за свою жизнь. Друг сопровождал человека, когда тот задумал спуститься в шахту, и оберегал его от случайностей. Слетались тени. Человек догадывался: не будь Друга, он не вышел бы отсюда живым. Его просто разобрали бы на части из любопытства. Возрождающаяся цивилизация чужих была дикарской, чисто детской в своем восприятии мира. В ней сосуществовали мудрецы местного масштаба наподобие Друга, отморозки вроде Опасного и просто дети, годовалые и тысячелетние, по преимуществу любознательные и не доросшие до понимания, что жестоко, а что нет.
– Вы ведь размножаетесь, – выпытывал человек у Друга. – Почкуетесь, да? На астероиде живет уже не первое поколение. Наверное, и не сотое. Неумение летать в космосе – оно что, передается по наследству?
– Бывает и так, – соглашался Друг. – Но дело не в том. Нам не нужно уметь летать без кораблей. Научимся – и конец нам. Станем безмозглыми счастливчиками, такими же, как те. – Следовал пренебрежительный жест, очень похожий на человеческий. С каждой новой встречей Друг все точнее копировал людские повадки, не говоря уже о внешности. Теперь он не вплывал в машинный зал в виде темного облака, а свободно заходил, копируя скользящую походку человека, привыкшего жить при малой силе тяжести. Ни дать ни взять – дежурный техник, даже одежда похожа.
– Тогда вам рано или поздно станет тесно на астероиде, – настаивал человек.
– Скорее рано, – соглашался Друг. – Наша жизнь непроста. В тепличных условиях разум не возродился бы. У нас есть смертность. Но нас понемногу становится больше. Когда-нибудь мы вновь сможем стать разумной расой, повторить попытку. Но не здесь.
– Почему?
– Слишком тесно.
– И что же делать?
– Переселяться.
– Хорошенькое дело! Как?!
Друг загадочно смотрел на человека и не отвечал.