Наживка для фотографа

Отец был не в восторге оттого, что сын выбрал гражданскую специальность. Причем ладно бы какую-нибудь дельную, типа экономиста или строителя. Так нет, его Васька выбрал вообще не профессию — так, одно безделье. Типа хобби. Сам папаша отлично помнил фотографов на набережной в Одессе и всегда относился к ним с жалостливой брезгливостью, как к уличным попрошайкам. Но видно, сын все же унаследовал отцовский упрямый характер. В решающий жизненный момент Василий поступил-таки вопреки папашиной воле — а точнее, поступил на журфак. Предок смирился с выбором сына лишь тогда, когда понял: его «несерьезные» заработки не идут ни в какое сравнение с офицерским денежным довольствием и пайком отца. Однако и в богемной профессии Василий оставался человеком по-военному рациональным и четким. Он помнил все свои отснятые кадры, отслеживал их по изданиям, не забывал выбивать повсюду немаленькие гонорары. Василий заявлялся к главбухам редакций с пухлой тетрадкой, в которой все было зафиксировано по темам, датам и изданиям.

«Курочка по зернышку клюет», — эту пословицу Васька любил больше всех. На фоне типичных фотокоров — богемных, крепко выпивающих разгильдяев — он выглядел настоящим педантом, что вызывало невольное уважение у главных бухгалтеров и постоянные подколки коллег. Однако Васька всегда ставил материальные задачи выше творческих и на подобные провокации не обращал внимания. Светлая цель — собственный загородный дом — оправдывала любые средства.

Но сегодня Васька не на шутку растерялся. Даже коньяк, принятый в изобилии у Арнольда Германовича, не помогал привести мысли в порядок.

Допустим, Германыч загасил Ленку с ее дурацкой съемкой, рассуждал он. Но поверит ли в это Мракин, тьфу, то есть Маркин со своей шайкой? Эти отморозки твердо дали понять: или он, Васька, сегодня же все разруливает, или ему карачун. Поставят на счетчик, тачку отнимут. Да мало ли что… Что он сделает со всем своим фитнесом против бейсбольных бит? Да и папаша Володьки Маркина шутить не станет. Пара звонков — и перекроет повсюду кислород, все издания дружно перестанут его печатать. Ну и на что он, Василий, тогда молодую, привыкшую к хорошей жизни жену содержать будет? Сказочки о большой любви без денег быстро заканчиваются. Нет, надо что-то делать, но что?

И Васька, оставив машину у входа, побрел в ближайший бар — добавить для ясности…

Леле казалось, что все вокруг сговорились, чтобы каждый миг напоминать ей о Кшиштофе. И люди, и вещи. Когда Лиза фальшиво напевала Шопена, Леля сердилась: вот сестра опять поддразнивает ее, намекая на пылкого поляка. Если убегал кофе, Леля всей кожей чувствовала на плечах прощальные объятия Кшиштофа, а на затылке его горячие поцелуи. В последние дни Леле чудилось, что между ней и Кшиштофом кто-то натянул прочную нить и ее теперь трудно, почти невозможно разорвать. И жизнь, а в особенности занятия музыкой каждый день подтверждали эти смутные догадки. Леля даже на репетиции чувствовала, как Кшиштоф железной рукой задает темп, как помогает то усилить основную тему, то, напротив, играть легко и прозрачно, в лучших традициях русской школы. А во время последнего концерта он так подпитывал ее своей энергией, что оркестр еле успевал за бешеным темпом, заданным солисткой.

— Наверное, я сошла с ума, — пожаловалась Леля любимому во время одной из бесконечных телефонных бесед. — Мне постоянно кажется, что ты рядом.

— Знаешь, Ольгушка, мне тоже, — неожиданно признался Кшиштоф. — После твоего концерта я чувствовал себя как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. А сегодня, когда бродил по магазинам, словно услышал твой голос: «Ты что, с ума сошел, не покупай эту кошмарную рубашку!» Или в ресторане: «Не ешь эту рыбу, тебе будет нехорошо». И каждый раз ты оказывалась права. И все-таки лучше слушать твои советы в реальности, моя коханая. Или не слушать. Главное, чтобы ты была рядом.

— Правда? — обрадовалась Леля. — А то я уже начинаю привыкать к мысли, что ты виртуальный персонаж. Ну, вроде героя японской анимации.

— Нет, я Бэтмен! — объявил Кшиштоф потешным мультяшным голосом. — Я спасу тебя, принцесса! Я лечу в Москву! Вот только… — голос Кшиштофа стал каким-то тусклым, он помолчал, но решился продолжить, — понимаешь, Ольгушка, мне придется уделить там какое-то время моей супруге.

— Вот это да! Па-де-труа на московской сцене, — заговорила Леля в несвойственной ей язвительной манере. — Этот балетный номер втроем, если честно, мне не очень нравится. А зачем Агнешка прилетает в Москву? — насторожилась она. — Ты же говорил, что твоя супруга счастлива без тебя и прохлаждается на вилле у океана.

— Прохлаждалась. А теперь заскучала. Видишь ли, для нее слетать на другой континент ради встречи с мужем — пара пустяков, — уточнил Кшиштоф не без некоторой гордости. — Так что, пожалуйста, придумай, чем бы нам ее в Москве занять. До видзення, коханая Ольгушка. Целую мизинчик на левой ножке.