Наживка для фотографа

Федор с изумлением заметил, что за последние дни Лиза стала какой-то другой. Нет, внешне она осталась прежней: те же роскошные медовые волосы, серо-зеленые глаза с необычным, каким-то кошачьим разрезом, небольшой рот с пухлыми детскими губами. Никуда, конечно, не исчезли прямая спина всадницы, тонкая талия и сильные, хотя и изящные руки. И все же… Перед Федором была незнакомая девушка с чертами лица его любимой. Не избалованная девочка-подросток, а человек, много испытавший и понявший кое-что о жизни. В кошачьих глазах больше не плясали чертики, в них появилась пугающая морская глубина, губы не кривились в капризную гримаску, а улыбались растерянно и виновато. Но главное, она была погружена в себя и почти не замечала Федора.

— Лиза, что с тобой? Ау! — заботливо спросил приятель.

На него глянули ясные, абсолютно чужие глаза.

— Ты простил меня, Федор? — тихо спросила Лиза.

— Мне не за что тебя прощать, — негромко отозвался парень и осторожно погладил огромной пятерней волосы незнакомки, пытаясь вернуть ее себе — ту, прежнюю, которую еще недавно знал и любил.

— Ну вот, и Леля, и ты, и даже Антон — все меня простили, но на душе легче не стало. Теперь для меня главное — простить себя и попытаться жить дальше.

— Не попытаться, а просто жить, — поправил Федор.

— Знаешь, Федя, сегодня я была в храме. Шла по улице — и просто туда заглянула. Исповедь уже закончилась, но батюшка увидел мое расстроенное лицо и подошел. Он сказал, что вера — это как любовь. Ее невозможно постичь рассудком. Или она есть, или ее нет. Но он видит: у меня в душе есть вера, значит, Бог меня простит за грехи, а страдания очистят душу.

— А батюшка не напомнил тебе, что уныние — тяжкий грех? — спросил Федор.

— Да я и сама это знаю, Федя, но уже не могу жить как прежде. То, что радовало и веселило прежде, теперь совсем не интересно.

— А животные? — удивился Федор.

— Вот только животные. Перед ними я не чувствую вины.

Федор потоптался на месте, помолчал, а потом нерешительно взял Лизу за руку:

— Знаешь, Лизок, я давно хотел тебе предложить, но все как-то не решался. Недалеко от Москвы есть приют для списанных лошадей — истощенных, престарелых и вообще натерпевшихся от горе-хозяев. Там лошадки катают ребятишек за небольшую плату. Конюшню содержит один добрый и небедный человек, конник со стажем. У меня друг детства устроился туда конюхом, звал и меня поработать. Может, поедем на каникулах? Как старые друзья?

— Федька! — закричала Лиза, на миг став прежней отчаянной девчонкой-всадницей. Она будто оттаяла. В глазах заискрились зеленые блики, словно солнце заиграло в морской воде. — Какой же ты замечательный! Как здорово, что у меня есть настоящий друг! — И, подпрыгнув, Лиза повисла на шее у потерявшего дар речи Федора.

Василий вдруг понял: судьба и в самом деле посылает ему единственный шанс на спасение. Если он его упустит — другого можно и не дождаться. В конце концов, удача — такая же капризная дамочка, как эта пани Агнешка, она не любит повторять приглашение дважды. И Василий, сделав глубокий вдох, как перед прыжком в воду, выложил новой знакомой все: и про шайку мошенников, и про свою двойную жизнь, и про историю с Ленкой, не забыл и про газетные интриги и черных букмекеров. Даже про молодую и хищную красавицу жену не утаил. Агнешка была потрясена: вот это жизнь! Настоящий боевик. А русский повеса еще улыбается, шутит, ухаживает за ней… Да такой человек ей необходим, как воздух, с ним она не пропадет в любом самом опасном месте на земном шаре, куда бы их ни занесла судьба.

— В общем, мадам, я запутался, — признался Васька со вздохом, закончив повествование, и стал похож на рыжего кота, которого хозяйка побила веником за украденную со стола куриную ножку.

— Я ценю вашу искренность, мой молодой друг, — мягко сказала Агнешка и кокетливо поправила волосы. Потом она тронула рукой, свободной от Мрожека, жемчужное ожерелье на шее.

Васька, опытный ловелас, не раз и не два наблюдавший такие невольные жесты у девушек, которым западал в душу, с изумлением подумал: «Неужели и эта попалась?»

— Вы утомлены долгой дорогой, мадам, разрешите пригласить вас в одно симпатичное тихое местечко, — предложил он, пугаясь собственной наглости.

— Отлично! — легко согласилась Агнешка. — У меня созрел грандиозный план.

И Мрожек, словно догадавшись, что этот план связан с Васькой, от души лизнул хозяйку в накрашенную душистую щеку.

В подвальчике неподалеку было на удивление малолюдно. Праздные гости города, как и замученные вечной суетой москвичи, норовили устроиться в этот чудесный день на открытых верандах или за столиками на бульварах, а не спускаться в темные подземелья.

— Что будете пить, мадам? — спросил Васька, мысленно прикидывая, хватит ли ему денег оплатить фантазии миллионерши.

— Коньяк, — просто ответила Агнешка.

— Боже, даже в этом мы похожи, как близнецы, — обрадовался Васька, вспомнив аудиенцию у Арнольда Германовича. — Обожаю коньяк! Как жаль, что сам я за рулем! — И, раскрасневшись от собственной щедрости, заказал для Агнешки бокал «Хеннесси».