Назови меня чужой

Вот только что будет потом? – спрашиваю самого себя. – Ты уедешь. А она останется. И отхватит еще. Напряженно вслушиваюсь, когда Тонечка, жена Ильи, подшучивает, а Яна хихикает. Тот же смех вроде. Только слегка приглушенный. Будто надтреснутый. И голос тихий.

Яна, Яночка! Что же случилось с тобой?

– Нам бы поговорить, – задерживаю ее в пустом коридоре при первой возможности. Схватив за руку, притягиваю к себе.

– Отвали, – устало просит она, аккуратно освобождаясь. – Когда тебя тянет поговорить, Макаров, все в моей жизни летит к чертям. Примета такая, – отрезает, поморщившись. Отходит в сторону.

– Яна, – умоялю, заслышав детские голоса в коридоре.

– Пожалуйста, Никита, – вздыхает она. – Сделай, как я прошу. Мы – чужие друг другу. Не лезь ко мне!

Она уходит к детям. Помогает раздеться двум мальчишкам, ровесникам моей племяннице Нельке.

Я мне ничего не остается, как сбежать в тишину отцовского кабинета и, рассеянно глядя на теплицы и оранжереи, думать о Яне. Она до сих пор настроена непримиримо. Даже обычная беседа вызывает у нее неприятие. Странно. За пять лет могла бы простить обиды.

«Это паника, – доходит до меня запоздало. – Ее аж затрясло, стоило мне схватить ее за руку. Боится? Меня? Почему?» – снова спрашиваю себя. И не нахожу ответа. Весь вечер присматриваюсь издалека.

«Лучше не ввязывайся, – уверяю себя. – Не заметь. Пройди мимо».

Но не могу! Да и не желаю…

Отец и Алина любят принимать гостей. В их доме на праздники всегда шумно и весело. И сейчас, когда в семье появились дети, все вокруг преображается от тоненьких  детских голосков. Кажется, эти маленькие бандиты повсюду. Денис и Нелька, – мои племянники, плюс Янкины – Никос и Алексис. Издалека наблюдаю, как Мишка Агафонов и Илья стараются организовать это броуновское движение. Замечаю как зять, положив руку сестре на живот, горячо что-то шепчет. И судя по шальной улыбке, появившейся на Дуськином лице, понимаю, что у этих двоих все прекрасно. Дай бог!

Внезапно чувствую себя неприкаянным. Словно случайно оказался в чудом доме. Выхожу на задний двор и подставляю лицо весеннему солнышку. Вдыхаю теплый воздух и отчетливо понимаю, что не хочу возвращаться в Питер. Но и здесь мне нет места. К отцу в клинику я не вернусь. Это невозможно. Да и кто бросит прущий в гору бизнес?

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​16

По узкой бетонной дорожке прохожу вглубь сада. Трогаю по пути набухшие почки на ветке яблони. И подойдя к двери оранжереи, решаюсь заглянуть внутрь. Интересно, что там выращивает отец? И откуда взялось такое странное хобби на старости лет?

Дернув ручку двери, сразу ощущаю, как в нос бьет сладкий цветочный запах. Розы. Лилии. Орхидеи. Делаю шаг внутрь, желая рассмотреть поближе папины насаждения.

Войдя, оглядываюсь по сторонам и тут же натыкаюсь на раздраженный взгляд Яны.

– От тебя можно хоть где-нибудь укрыться? – вздыхает она, поднимаясь со скамейки.

– В этом доме – нет, – усмехаюсь зло. – Зря ты сюда заявилась…

– После смерти родителей я бываю здесь часто. Твой отец приглашает, – замечает Яна холодно и старается, обогнув меня на безопасном расстоянии, выскочить за дверь.

Рывком притягиваю ее к себе. Стискиваю в объятиях.

– Яна, – прошу или умоляю. Безотчетно зарываюсь носом в волосы. Вдыхаю запах, давным-давно въевшийся под кожу. – Яна, – повторяю, как заведенный. И чувствуя, как ее рука скользит по моей груди, обтянутой тонкой рубашкой, медленно и верно схожу с ума.

Но как только пытаюсь накрыть ее губы своими, она вырывается.

– Отвали, Макаров! Забодал, честное слово!

Приближаюсь вплотную. Обнимаю за плечи.

– Яна, – выдыхаю, убирая с ее лица ненавистные прямые волосы. И теряя остатки разума, впиваюсь в ее губы злым поцелуем.

Пощечина прилетает незамедлительно. Хлесткая и болезненная.

– Ой, мамочки, – испуганно вскрикивает Яна, обхватывая щеки ладонями. В глазах плещется страх, а губы трясутся мелкой дрожью.

– Да мне не больно, – улыбаюсь, потирая ушибленную щеку. – Наверное, заслужил…

– Ты… идиот! – кричит она. – Из-за тебя я потеряла кольцо. Его нужно найти! Срочно! Слышишь, помоги мне!

– Сейчас найдем, – роняю, оглядываясь по сторонам, и с удивлением смотрю на женщину, лихорадочно отодвигающую в сторону листья растений.

– Не стой, Никита! Пожалуйста!

– Ты ударила меня по щеке, и кольцо свалилось? – усмехаюсь, пытаясь представить траекторию полета. – Может, это знак, милая!

– Мне сейчас не до твоих дурацких шуточек, Макаров, – плачет Яна, опускаясь на пол и осматривая каждую трещинку на плиточном покрытии. – Нужно найти… Иначе мне хана, – повторяет как мантру. – Господи, да помоги же мне, Макаров! Все из-за тебя, – рыдает она. – Какого тебе не сиделось в своем Питере!

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​17

Отхожу немного в сторону и, присев на корточки, осматриваю грядки. Внимательно приподнимаю каждый листик. Слышу, как рядом тихо и почти беззвучно рыдает Яна.