Назови меня по имени

Квартирная хозяйка Марка в молодости танцевала в одном из столичных театров, а сейчас бывшая балерина походила на маленькую седую птичку с крохотной головой, чёрными круглыми глазками, большим носом и тяжёлым животом. Голени у неё оставались худыми, как спички, а в квартире она носила огромные валеные чуни, потому что её стопы, искалеченные артрозом, болели на каждую перемену погоды.

Старуха жила здесь только в холодное время года. В конце апреля за бабкой приезжал сын и увозил её на дачу до самого октября. С Марком, которого старуха считала представителем богемы, а значит, человеком своего круга, бывшая балерина очень любила беседовать об искусстве – вечером, за рюмочкой коньяка. Иногда Марк делал вид, что забывал о сроках платы за квартиру, и старуха в таких случаях вела себя как истинная леди: напоминала своему жильцу о долге не раньше, чем через две недели. С Машей бабка была любезна, как, наверное, и со всеми прежними пассиями Марка. Она называла Машу «деточка» и призывала её «не стесняться».

Присутствие Марка в квартире бывшей балерины не только не принесло жилью процветания, а напротив, ускорило его упадок, однако бабка смотрела на это сквозь пальцы. Маше казалось, что хозяйка была немного влюблена в своего жильца – именно поэтому она позволяла ему творить в своей квартире невесть что. Впрочем, бабке и самой не было равных в умении превратить жилое помещение в настоящие авгиевы конюшни.

Все три комнаты были донельзя захламлены. Самая маленькая была снизу доверху забита невообразимым количеством чемоданов, сумок и пакетов, стоявших штабелями вдоль стен, и лишь узенький проход посередине позволял пробраться к окну. Открыть это окно было невозможно из-за великих завалов на подоконнике – и поэтому здесь открывали только форточку, да и то с помощью палки. Справа и слева от прохода, в который Маша могла протиснуться боком, а Марк вообще не мог пройти, лежали неприкосновенные бабкины богатства.

Помещение это всегда было заперто, и старая балерина никого туда не пускала, даже своего жильца. Но Марк, человек с научным складом ума, всё равно проник туда, разыскав нужный ключ. Этот ключ висел на гвоздике в комнате хозяйки вместе с несколькими другими, назначение которых было неясно ни Марку, ни даже, наверное, самой старухе, потому что она никогда ими не пользовалась.

В запертой комнате хранились старые концертные наряды артистки кордебалета и прочий хлам, накопленный за всю её бурную жизнь. Однажды, когда Маша ночевала у Марка, они вдвоём залезли в запретную зону и, открыв наугад какой-то чемоданчик, отыскали: синий бархатный, изъеденный молью купальник, длинную лёгкую цыганскую юбку, кокошник, искусственную косу и коротенькую кружевную пачку. Букетик пропылённых искусственных цветов рассыпался прямо у Маши в руках.

От щедрот старуха отдала Марку самую большую комнату в квартире, а сама жила в средней: кроме любимой спальни хозяйка больше нигде не могла уснуть. Она никогда не запирала свою каморку, и во время летних отъездов хозяйки в обязанности Марка входило проветривание жилого помещения. В бабкиной комнате был почти такой же бардак, как в запретной кладовой, но качество хлама здесь отличалось от предыдущего.

Там хранились бронзовые подсвечники и лампы различных стилей, размеров и форм, они лежали вдоль плинтусов, друг на друге, покрытые пылью. Мраморные, с тонкой резьбой, а также костяные, серебряные и прочие пепельницы. Серая от времени гипсовая балерина стояла на крышке шкафа – Марк установил скульптуру так высоко, чтобы Хомяк, когда он гостил у отца, не смог её достать ни при каких обстоятельствах. По стенам комнаты висели картины в рамах, фотографии без рам, повсюду валялись павлиньи перья, перламутровые раковины, японские куколки с круглыми деревянными головами. Немецкие куклы в пыльных нарядах с мёртвыми фарфоровыми лицами. Богатства были уложены в три, а то и в четыре слоя на подоконнике, на полках, в углу, на столе, под кроватью и на прикроватной тумбе. Если Хомяк разбивал здесь какую-нибудь вещицу, старуха никогда этого не замечала.

Чтобы попасть в комнату Марка, нужно было пройти по небольшому тёмному коридору, где никогда не работала люстра. Три рельефные чёрные трубы изгибались на уровне двери и, прободав косяк, уходили внутрь залы. Белая венецианская маска висела под самым потолком в дальнем конце прихожей и пристально наблюдала за каждым движением гостя.

Любой, кто попадал в комнату Марка, на несколько секунд замирал от изумления. Возле стены, напротив входа, стояла большая фаянсовая ванна благородного тёмно-синего цвета. Именно к ней ползли трубы, идущие из коридора. У ванны имелся кран-смеситель, а рядом стояла прибитая к полу специальная деревянная приступочка – чтоб удобнее было залезать.

В жаркую лёг он купальню и чистым вином опьянился,
И через это вошёл в вечно холодный Аид.