Назови меня своей

Я снова погрузилась в вязкие, чёрные, как дёготь, воды удовольствия, делая то, о чём приличные девушки даже не помышляют. Но ведь и я уже давно не настолько приличная и воспитанная, как выяснилось, поэтому в моей душе не шевельнулось ни тени отчаяния или жалости к себе. Да простит меня Господь, мне нравилось и это, то, что член Валентина двигался в моём рту, а мой язык усердно облизывал его, как леденец или… мороженое, да. И даже мысль о наблюдающем за нами Мартине не заставила остановиться или смутиться. Снова от осознания собственной покорности и испорченности изнутри поднималась волна острого удовольствия, смешиваясь с восторгом от пусть сиюминутной, но власти над носфайи. Я ликовала, слушая его стоны и судорожные вздохи, и послушно убыстряла темп, повинуясь направляющей ладони, и даже лёгкая боль от слишком сильно сжатых волос на затылке лишь добавляла перчинки в коктейль эмоций, бушевавший в крови.

Под ладонями напряглись бёдра Валентина, он подался особенно сильно вперёд, удерживая мою голову, и прежде, чем успела осознать, что это значит, прямо в горло мне полилась густая жидкость со странным, сладковато-пряным привкусом. И одновременно младший вампир застонал особенно длинно, с явными нотками облегчения, я же… Я совсем не предполагала, что мой организм сыграет со мной злую шутку. Судорожно сглотнув, ощутила, как обмякшая плоть выскальзывает изо рта, Валентин уже отпустил мой затылок, я едва подняла голову, машинально облизнув губы, и вдруг желудок сжался в комок, послав по пищеводу обратно горькую волну. Боже, нет, только не это!.. Издав невнятный возглас, я только и успела отпрянуть от Валентина и согнуться между двумя креслами, умирая от стыда и растерянности, давясь кашлем. Половина ужина оказалась на ковре…

— Лёля? — долетел до моих ушей всё ещё хриплый, но с нотками беспокойства голос Валентина.

Я вытерла рот дрожащей рукой, меня трясло, комната расплывалась перед глазами.

— П-простите… пожалуйста… — забормотала я, больше всего страшась, что меня опять накажут. Попка ещё помнила ремень Валентина, и это было больно в самом деле. — Я не хотела, я не знаю, почему так получилось…

Хотелось съёжиться в самом дальнем углу и закрыться руками, и остаться одной, хотя бы на несколько минут. Господи, большего унижения я не чувствовала ещё никогда, наши забавы в постели не идут ни в какое сравнение. Во рту снова почувствовалась горечь, и вдруг меня обняли сильные руки, подняли, и я оказалась на коленях Мартина. Испуганно всхлипнула, попыталась поднять голову, посмотреть на него, но широкая ладонь властно прижала к груди, а Валентин, уже успевший привести себя в порядок, держал бокал с вином.

— Держи, запей, — с необычно серьёзным видом произнёс он, и мне показалось, в серебристой глубине его взгляда мелькнуло что-то, похожее на… сожаление?

Да, показалось, наверное. Вряд ли он сожалеет о своём поступке, да и мне не так уж неприятно было. Пока не случился конфуз. Тем не менее, я взяла бокал, стиснула его трясущимися пальцами и сделала несколько больших глотков, даже не чувствуя вкуса.

— В следующий раз я… — начала было дрожащим голосом, но Валентин меня перебил.

— Вот когда будешь готова, тогда и будет следующий раз, — непререкаемым тоном заявил он и неожиданно заботливым жестом убрал с моего лица несколько влажных прядей. — Не думай сейчас об этом, Лёля.

— Пожалуй, с этим мы немного поспешили, — задумчиво протянул Мартин, погладив меня по спине, и это послужило последней каплей.

Подспудно копившееся напряжение, несмотря на все принятые мной решения, вылилось в слёзы, хлынувшие по щекам, и остановить их не представлялось возможным. Я сжалась, крепко зажмурившись, теперь на смену тревоге пришло облегчение, и я сумела выговорить между всхлипами:

— В-вы… не н-накажете меня?.. Пожалуйста, мне п-правда понравилось… — вышло слишком жалобно, и я замолчала, кусая губы и слизывая слёзы, уставившись в одну точку и ничего не видя вокруг.

А я ещё думала, что ниже упасть невозможно. Наивная Леллиаль. Мартин же лишь крепче сжал меня в объятиях, коснувшись губами макушки, и спокойно ответил:

— Нет, не накажем, не волнуйся, крошка. Всё, забудь, — решительно заявил он и легко встал, не выпуская меня из рук. — Потом обсудим и поговорим. Если захочешь, — после недолгого раздумья добавил Мартин, и я так удивилась этой фразе, что даже плакать перестала.

Если захочу? Вампир правда так сказал, мне не послышалось? Я затихла, не рискнув переспрашивать, только иногда вырывался прерывистый вздох. Мы в молчании поднялись на второй этаж, Валентин около лестницы отстал и свернул в левое крыло, что вызвало у меня ещё один слабый всплеск удивления и немножко грусти. Он думает, что… мне неприятно его видеть после того, что случилось внизу? Но это я чувствую себя немного виноватой в произошедшем, ведь так хорошо всё начиналось.

Мартин внёс меня в спальню, поставил на пол и легонько подтолкнул к ванной.

— Иди, умойся.