Так жили многие, моральный облик офицера ФСБ, пока всё было шито-крыто, пострадать не мог. Жёнам не нужны разводы, кто-то думал о детях, кто-то о собственном благополучии, у кого-то розовые очки были прибиты к переносице гвоздями-десяткой. Любовницы подавно помалкивали в страхе, что отлучат от кормушки.
В этом плане Игнат не мог бы поручиться и за собственного отца. Вера верой, семья семьёй, служба – службой, которая иногда выражается в хорошей работе печени. А где алкоголь, там и бабы, да не абы какие, а сочные, кровь с молоком, с пылу с жару, как из доменной печи. На дорогих машинах на служебные дачи скромненьких, бледно окрашенных серых мышей не возят. Иллюзии в отношении отца, старательно поддерживаемые матерью, он перестал испытывать уже во взрослой жизни, хотя в детстве и юности свято верил в институт брака, моногамию, прочие сказки для восторженных юношей.
– Всё просто, – растекался по древу изрядно пьяный Мага: заканчивалась литровая бутыль виски. Сытная, горячая закуска тоже подходила к концу. – У жены свои обязанности, у меня – свои. Не стоит проблемы искать на ровном месте. Женился – живи, как законом предусмотрено, до нас придумано. Главное – семья, дети, остальное приложится, – он махнул в сторону барной стойки, где сидели три красотки, которые пришли в поисках приключений.
Может и правда, перестать загоняться из-за ерунды? Что он парится, накручивает себя, как красна девица: поцеловала на дорожку – не поцеловала. Сама или по просьбе. Плевать! Выполняет свои обязанности: готовит, убирает, настирывает, интересуется его вкусами, покладисто подстраивается, готова исполнить супружеский долг, хоть и сворачивается перепуганным ежом, трясясь, как Каштанка на холоде. Игнат свои исполняет: обеспечивает, оплачивает, не злобствует, более того, оказывает помощь новоявленным родственникам, то сынишке Жени оплатит реабилитацию, то Насте на ремонт крыше добавит.
А всё остальное и правда приложится…
– Игнатушка, – услышал за своей спиной голос, который не смог бы перепутать с другим никогда в жизни. – Какие люди!
В поле зрения впорхнула Ритка, именно такая, какой он её помнил – чёрные волосы, ухоженные до глянцевого блеска. Безупречное лицо с разлётом выразительных бровей, нарощенные ресницы вокруг синющих глаз с хитрым прищуром, прямой нос, острые скулы, капризный изгиб пухлых губ – что из этого натуральное, а что работа рук талантливых косметологов, не вспомнить. Ритка всегда была красавицей и год от года становилась только краше. Верил бы Игнат в потустороннее, сказал бы, что она продала душу дьяволу за вечную молодость и красоту.
– О-о-о, понимаю, – протянул Мага, скользнул по Ритке похотливым, пьяным взглядом, мгновенно собрался, отвёл глаза. Вспомнил, кому подмахивает задница, на которую он пялился. – Пойду домой. Семья ждёт, – уверенно заявил он, выискивая в смартфоне явно не телефон жены, и тут же подтвердил подозрения Игната, попрощавшись, отойдя от компании, которая осталась за столом, и буркнув в трубку: – Наденька…
– Угостишь даму? – Ритка приподняла аккуратную бровь.
– Ты одна? – откинувшись на кресло, спросил Игнат.
Чёрт! Вот же ведьма! Хороша! И знает это, припечатывает своей красотой, заставляя кровь вскипать, подниматься к вискам, обрушиваться лавиной вниз, прямо в пах, лишая возможности соображать, анализировать, оставляя на поверхности лишь одно чувство – похоть.
– С Валентиной, – назвала Ритка имя извечной подруги.
– Садитесь, – кивнул он, показывая на диван напротив себя, а Ритка тем временем уже звала подругу, нисколько не сомневаясь, что её пригласят.
Валюшка дежурно улыбнулась, демонстрируя белые, ровные зубы. Она тоже была красавицей, знала это, использовала внешность на полную катушку, ничуть не стесняясь того, как её могли называть за глаза серые мыши: за ночи с ними-то не вываливали круглые суммы в самых смелыхмышиных фантазиях.
«Люблю. Умею. Практикую» – было написано на лбу на Вали.
Впрочем, как и у Ритки, только в случае с Риткой Игнат доподлинно знал, что именно она любит, умеет, практикует.
– Слышала, ты женился?
Ритка провела ногтём около обручального кольца Игната, от чего по спине кольнули похотливые иглы, впились сначала в поясницу, потом в пах. Одно-единственное движение, один наглый взгляд уверенных глаз с явно читающимся вызовом, и Игнат почувствовал, как его накрывает удушливый запах духов, пудры, алой помады от губ, которые могут столь много, что воображение зашкаливает, стоит лишь подумать, представить, отпустить себя.
– Слышала, ты вернулась с курорта с помощником депутата? – перехватил длинные пальцы Игнат, накрыв ладонью.
– Поправочка. С депутатом, – в тон ответила Ритка.
– Есть разница? – усмехнулся Игнат.
– Незначительная, – скользнула она плотоядным взглядом по собеседнику, остановилась на пуговице рубашки, опустила глаза вниз, на стол, давая понять, что отлично видит то, что скрыто от глаз.
Ритка заказала два коктейля – в пабе выбор которых был скромным, – и принялась задумчиво поглощать лангустины в сладком чили соусе. Игнат допивал виски, дожёвывая эдинбургер с олениной.