Назову своей

“Обслуживание почти как в пятизвёздочном отеле,” – усмехнулся про себя Игнат, однако, воздержался от выражения эмоций.

– Приятного аппетита, – услышал он над головой.

Покосился в сторону звука, Шура замерла рядом, опустив руки по швам, понуро опустила голову. Сквозь взлохмаченные волосы, привычные завитки у лба и висков, пробивался солнечный луч, перемешиваясь со светом диодных ламп.

– Спасибо. – Игнат кивнул, показывая подбородком, чтобы та села.

Шура покорно уселась напротив, опустив ладони на оголённые коленки. Уставилась на поверхность стола, разглядывая древесный рисунок палисандра. Прекрасное, чудесное утро, продолжение не менее шикарной ночи, о которой не хотелось вспоминать до скончания веков.

Игнат переставил грязную посуду в мойку, быстро сполоснул, закинул в посудомоечную машину, проделав всё на автомате, погрузившись в нерадостные мысли. Шура молча наблюдала за его движениями, никак не комментируя происходящее. Отвернулась, принялась с остервенением натирать стол, будто за ним отобедала рота голодных новобранцев.

Сполоснул руки, машинально вытер услужливо поданным полотенцем, вышел в прихожую, обулся, оправил форму, глянул в зеркало, перевёл глаза на Шуру, она стояла в той же позе, что и на кухне: вытянувшись, руки по швам, пятки вместе, носки врозь. Голова опущена, взгляд блуждает по полу, разглядывая рисунок паркета.

– Поцелуешь? – спросил он, нагнувшись рядом с Шурой.

Та уставилась в лицо Игната, опалив зеленью, нервно сглотнула, сжала губы до синевы, потом привстала на цыпочки, ткнула в щёку сухим ртом, фыркнула недовольно в ухо. Со шлепком опустилась на голые пятки, снова отвела взгляд в сторону.

– Хорошего дня, – максимально спокойно сказал Игнат, не выдав не единой эмоции, главная из которых болталась, как фекалия в проруби – раздражение.

– Хорошего, – фыркнула Шура.

Игнат приподнял бровь. Смотрите-ка на этого ежа: иглы топорщит, носом недовольно водит, фырчит, вот только иголки молочные, как зубы ребёнка.

Вышел на лестничную клетку, аккуратно закрыв за собой дверь, вдохнул, выдохнул, борясь с бурлящим раздражением на ситуацию, Шуру, себя. С той стороны стояла тишина, которую внезапно разрезал грохот чего-то, ударившегося о полотно двери, и сразу звон разбившегося стекла.

Игнат тут же повернул ключ, распахнул дверь, кинул взгляд на пол перед собой: осколки стекла, растекающаяся лужа, сломанные диантусы, как выразилась флорист, по мнению же Игната – просто пышные, источающие сладкий аромат гвоздики, которые он подарил жене несколько дней назад. И босые ноги Шуры, посреди осколков.

– Не двигайся, – рявкнул он, наступил на осколки, с хрустящим звуком превращая тонкое стекло в крошево. Подхватил Шуру, водрузил на пуф, стоящий тут же, в прихожей, отправился за веником с совком.

– Я сама, – испуганно пропищала Шура вслед.

– Стой уже, «сама» она…

Убирал осколки, переломанные, несчастные цветы, игнорируя нервные всхлипы Шуры. Детский сад! Вазу разбила – хорошо, плохо, что о дверь, а не о его голову, ещё хуже, что прямо сейчас трёт покрасневшие глаза, считая себя виноватой.

В чем? В том, что муженёк заявился среди ночи, воняя алкоголем, духами и похотью? Или в воспитании, благодаря которому она «кыш!» детёнышу тюленя сказать не смеет? Во вбитой намертво парадигме: муж всегда прав, твои чувства не имеют значения? В эмоциональном порыве? В материальном ущербе?

Сумасшествие какое-то! Зачем ему эта головная боль? Существуют психологические центры для жертв домашнего насилия, а что Шура именно жертва, сомнений не возникало. Проторчать половину детства за любую провинность, шалость или непослушание в подвале, среди проросшего картофеля и крыс – самое настоящее насилие, без экивоков и притягивания за уши. Есть специалисты, профессионалы своего дела, которые в состоянии вытащить средневековье из хорошенькой ежиной головы. Сообщества, дающие полноценное общение таким жертвам.

Игнат же, по большому счёту, полный профан в этой области. И главное, он совершенно не понимает, зачем ему это надо… Вот зачем? Психологическими проблемами девочки должны заниматься специалисты, а не чужой мужик.

Мы в ответе за тех, кого приручили? Лживые слова красивой сказки Экзюпери, который при живой красавице жене не имел счёта любовницам.

К тому же, Игнат не приручал, не приучал. Шура – человек. Не котёнок, которого необходимо приучать к лотку. Не щенок клеточного содержания, которого новый хозяин приручает, чтобы вырастить послушного, рабочего пса. Она – чело-век! Игнат если и нуждался в женщине рядом, то в полноценной личности, а не в приручённом, приученном к горшку, послушном домашнем животном.

– Я уберу, – ещё раз пискнула Шура, едва не заставив Игната нарушить одно из главных правил – не материться при женщинах и детях.

– Зачем вазу разбила? – Игнат поднялся в полный рост, пристально посмотрел на Шуру.

– Нечаянно…