(не)алые паруса (СИ)

Старейшина сказал, что дочь смотрителя маяка дурнушка, но та, что явилась сейчас взору капитана Грэя, была… мечтой. Невысокая, тоненькая, как тростинка, в ореоле светло-русых волос, в которых путались серебро лунного света и медь отблесков свечного пламени. В огромных синих, как небесная лазурь в погожий день, глазах плескались неудовольствие и вопрос. Она была одета в простенькое светлое ситцевое платье чуть ниже колен, а узкие покатые плечи обнимала цветастая шаль, с большой серой заплаткой посередине. Кожа девушки была белой и такой нежной, что лепестки роз, наверное, казались рядом с ней шершавыми и грубыми.

Сладостное видение, золотая грёза, прекрасная нереида.

С первой секунды, как взгляд коснулся пленительных очертаний тонкой девичьей фигуры, Грэй почувствовал, как его заледеневшее сердце заколотилось, ладони вспотели, а голову наполнил гул, как при приближении шторма. Он уже давным-давно разучился мечтать. Как там сказал старейшина: мечты опасны! О да, кому, как ни Грэю было это знать. Губительны, разрушительны и очень болезненны. Поэтому Грэй не мечтал и не запоминал имена женщин, которые согревали иногда его постель. Кому нужно знать, как зовут портовых шлюх или лицемерных аристократок, выставляющих напоказ своё благочестие, но при этом норовивших прыгнуть в койку каждому более-менее симпатичному капитану?

Но одно имя он запомнил — его принёс ветер, потом подхватили чайки, а им — вторили волны, что ластились к борту галиота «Секрет».

Ассоль…

Нежное, звонкое, волшебное.

Оно могло принадлежать только самому необыкновенному созданию.

То имя вернуло глупую привычку мечтать, грезить, ждать несбыточного и — что совсем уж никуда не шло — верить в чудо.

Ассоль — произнесла и старушка, что купила своей нарядной внучке большую книгу сказок, на обложке которой, он отлично запомнил, был нарисован корабль с алыми парусами и силуэт девушки, вглядывающейся в морскую гладь. Так звали героиню одной из тех сказок.

Грэй тогда ещё подумал, что эта Ассоль наверное одна из глупых сказочных принцесс, что так нравятся девчушкам в шёлковых платьях. Но… не вязалось имя с образом принцессы. А уж он-то их перевидал. Нет, принцессам подходили пафосные вычурные имена. Ассоль же шло скромной домашней девочке, верящей в чудеса и умеющей создавать чудо самыми своим появлением, звуками чарующего голоса, теплом своего большого и нежного сердца. Он купил ту книгу и прочёл ту сказку. Прочёл и тотчас же возненавидел. За то, что там всё заканчивалось хорошо, за то, что тамошний капитан Грэй увозил в закат свою Ассоль на белом корабле под алыми парусами, за то, что та Ассоль дождалась и сразу узнала, за то, что он сам — холодный, расчетливый, рациональный — начал мечтать о невозможном: любви, взаимопонимании, семье…

Но те мечты лишь сильнее травили, мучили, злили…

Так что прав старейшина, стократ прав.

Поток его размышлений прервала девушка. Она спустилась вниз, поставила свечу на стол, поворошила дрова в печке и спросила — голос у неё, кстати, был именно такой, как он себе и представлял — чарующий и мягкий:

— Кто вы и что здесь делаете?

Она стояла совсем рядом, благоухала розами и мёдом, дразнила шёлком волос, зябко куталась в старенькую шаль.

Такая нереальная… такая живая… такая нужная ему…

— А кого вы желали увидеть? — спросил он. — Ведь для кого-то вы приготовили этот лёгкий ужин?

Он указал на стол.

Девушка почему-то смутилась, будто тот, кого она ждала, был достоин куда более роскошных яств, но у неё больше ничего не было. И она очень переживала по этому поводу.

Девушка накрыла маленькой ладошкой одно яблоко, перекатила его с места на место и оставила в покое.

— Да, — тихо ответила она и снова начала кутаться в шаль, — несколько часов назад в Бухту Острого мыса вошёл корабль. И я… мне подумалось, что может кому-то из матросов захочется перекусить или погреться… Вот… и оставила…

Грэй шагнул к ней, девушка попятилась, вжалась в стену, бросила на него снизу вверх испуганный взгляд.

Грэй упёрся рукой в стену, на уровне виска девушки, где завивалась в колечко тонкая золотистая прядка, снова втянул дурманящий аромат, окружавший юную смотрительницу маяка, и произнёс, даже не пытаясь убрать из голоса ехидные нотки:

— Очень неосмотрительно с вашей стороны, моя нереида, — он приподнял за подбородок её личико, позволил себе утонуть в огромных глазах, провёл по нежной щеке согнутым пальцем, — вы ведь не знаете, что то были за люди. Они явились ночью, как воры или разбойники…

— Откуда мне знать, что вы не вор и не разбойник? — она вынырнула из-под его руки, и сейчас смотрела строго и недовольно. — Вы является непрошенным ниоткуда, трогаете меня, зовёте «моей»… А я не ваша.