Не ангел

Боже, а она думала, что из всего мыслимого уж это-то ей не грозит. Поначалу ее охватила паника, но потом она успокоилась, напомнив себе, что нужно всего лишь наблюдать. И так она лежала, наблюдая себя, наблюдая то, как муж залез в постель, повернулся к ней, обнял ее. Наблюдала, как она лежит и слушает, что он любит ее.

— Я так скучал по тебе, — твердил он. — Я был не прав, не взяв тебя с собой. Это заставило меня осознать, как ты для меня дорога. — Оливер принялся целовать ее, потом очень спокойно, чуть отстранившись от нее, просто сказал: — Я так хочу тебя, Селия. Очень хочу. Только… помоги мне. Пожалуйста, помоги.

И тогда она снова пронаблюдала за собой и поняла, как много ей удалось в ту ночь. Но это было самое трудное из всего, что ей когда-либо приходилось делать.

Выход «Меридиана» был намечен на первое декабря, а в течение всего ноября шли подписные обеды, на которых владельцы книжных магазинов всех крупных городов общались с издателями и автором и подавали заявки на книгу.

— По-моему, заказ на печать придется увеличить, — сказала Селия Себастьяну. — А еще Оливер планирует чудесный обед в твою честь в день выхода книги.

— Ты там, надеюсь, тоже будешь, — произнес он, проводя пальцем по ее щеке.

— Перестань, Себастьян. Не здесь. — Она страшилась малейшего намека на их отношения, особенно в стенах офиса, а он вел себя опрометчиво, поддавая дверь, когда она закрывалась за Оливером, извлекая букет из-за спины, страстно целуя ее, когда она склонялась над столом, сидя на диване в ее кабинете и говоря ей о любви. Иногда Селия со страхом думала, что Себастьян делает это нарочно, надеясь, чтобы об их связи узнали все. Боже, этого нельзя допустить. — Конечно, я буду на твоем обеде, — заверила она его, — хотя сначала Оливер планировал провести его в «Гаррике», и туда бы мне, разумеется, не попасть. Но я подняла ужасный шум.

— Хорошо. Иначе я отказался бы.

— И тем самым выдал бы нас с головой? В общем, в итоге обед перенесли в «Рулз».

— В «Рулз»! Наш ресторан!

— Себастьян, это не наш ресторан. На самом деле у меня весьма печальные воспоминания о той нашей встрече.

— Чепуха. Именно там я понял, что ты меня любишь. Вернее, что я могу на это надеяться.

— И впрямь чепуха, — усмехнулась она, — ты меня просто взбесил тогда.

— И расстроил. Ну… в общем, разбередил. Я был страшно обрадован, — самодовольно добавил он.

Селия молчала. Ее по-прежнему беспокоила жена Себастьяна: не ее существование, а особое отношение к ней мужа и его довольно расчетливое допущение, что с этим ничего не поделаешь.

— Она вполне довольна своим статус-кво. Есть у меня ты или нет, ее это даже не волнует, дорогая. Она и так получает от меня все, что хочет.

Как все неверные супруги, Селия очень боялась спросить, спит ли он все еще с женой или нет. Себе она внушала, что, конечно же, нет, что они наверняка живут как брат и сестра.

В любом случае Селия не имела права задавать подобный вопрос: у нее тоже был муж, и с тех пор, как он вернулся из Нью-Йорка, она неоднократно спала с ним. Приходилось. Это было трудно и со временем не становилось легче. Просто кошмар: она лежала, подчиняясь мужу, пытаясь ответить, и ей это в конечном итоге удавалось, но думала она только о том, чувствует ли он, видит ли в ней перемену — в том, как она ведет себя, в том, какова она с ним. Усилием воли Селия запрещала себе вспоминать о Себастьяне, о его ласках, его бурной, испепеляющей любви, внушала себе, что, до того как они с Себастьяном познакомились, до войны, они с Оливером были замечательной парой, что они обожали заниматься любовью и вообще обожали друг друга, поэтому она не станет его отвергать. Близость с мужем она не должна воспринимать как что-то низкое, только как супружеский долг. С Оливером все иначе, чем с Себастьяном, но от этого он не хуже. Вовсе не хуже.

Чувство вины сделало ее очень нежной по отношению к Оливеру — чуткой к его постоянным недомоганиям, терпимой к его капризам в еде, к его физической слабости. Хотя, надо сказать, с этим стало проще, после того как он вернулся из Америки.

— Мне кажется, ты влюбился в Америку, — однажды со смехом сказала Селия, — как твой брат. Тебе еще не хочется перебраться туда?

Она смирилась даже с бесконечной критикой Оливера, которая через некоторое время после его возвращения опять возобновилась. Странным образом его недовольство помогало ей чувствовать себя не так скверно. Случались дни, когда Селия вообще забывала о своей вине, тогда она бывала особенно терпелива и великодушна и с радостью принимала его в постели.