Не ангел

— Но, боюсь, не слишком оригинальное. Что-то подобное писал Ницше. Но что бы там ни было, ты здесь. Ваш чай, мадам. Мне нужно еще кое-что тебе сообщить.

— Что?

— Я рассказал о тебе Миллисент.

— Ты… что? — Она в ужасе уставилась на него.

— Да. Ну, не совсем о тебе, конечно, это было бы неумно, а для тебя даже опасно. О том, что у меня есть женщина. Признался ей в прошлые выходные. Я дальше так не могу: женат на ней, люблю тебя, притворяюсь…

— Но, Себастьян, это… — Селия помедлила. — Это же так жестоко. Зачем ей говорить, если ее все устраивает? Ты ведь сам убеждал меня, что у нас нет будущего…

— О, ее это не очень волнует. Она довольно спокойно отнеслась к этому. Мы теперь редко видимся, но ей нравится статус жены известного человека. То, что мы не вместе, для нее даже лучше. Такое положение отвечает ее довольно романтическому складу ума. Выяснилось также, что у нее есть воздыхатель. Во всяком случае, в будущем мне больше не придется сопровождать ее на охотничьих балах.

— О… — только и сказала Селия.

Она не сводила с Себастьяна глаз, ловила каждое его слово и завидовала его стремительному, легкому выходу из брака.

— Но, — продолжал он, садясь за стол напротив нее, беря ее за руку и пристально глядя ей в глаза, — какова бы ни была ее реакция, я все равно во всем ей признался бы. Я слишком люблю тебя, чтобы ничего не менять, каждые выходные ездить туда и притворяться. Это невыносимо. Конечно, Миллисент по-прежнему дорога мне, и я ей кое-чем обязан. Я буду следить за тем, чтобы у нее все было в порядке. Но продолжать жить с ней не могу. Даже два дня в неделю. Это плохо и для нее, и для меня. И для тебя.

— Себастьян… — В голосе Селии послышались горечь и сожаление. — Себастьян, ты же знаешь…

— Да, я знаю. Конечно знаю. Но теперь я, по крайней мере, всецело твой. Даже если ты не можешь быть полностью моей. Мне так… как-то легче. Словно я дал выход эмоциям.

— О! — снова повторила Селия.

Она бездумно смотрела на свои руки, теребя кольца. Что она могла сказать ему? Конечно, ей было приятно, что ради нее, ради какого-то туманного, почти безнадежного будущего Себастьян готов был расстаться с женой, пусть даже он уже и не любил ее. Селия тоже уже не любила Оливера — или любила? — однако разрыв всех уз по-прежнему страшно пугал ее. Хорошо, что у Себастьяна и Миллисент не было детей, но ведь брак держится не только на детях: их связывали воспоминания, былая близость, надежды, опасения, смех, друзья, они пережили вместе горе и радость, расставание и встречу. Совместно они осуществляли его творческие замыслы, переживали боль от потери ребенка и невозможность снова иметь детей. Они прожили вместе больше половины жизни, и то, что они сделали друг для друга, требовало огромного самопожертвования, а значит, и большой любви.

— О, Себастьян, — сказала Селия и поняла, что плачет. — Себастьян, я…

— Да? — спросил он, пристально вглядываясь в нее. — Да, Селия?

— Я… люблю тебя, — произнесла она очень медленно, потом быстрее, ощущая вкус этих слов, как будто смакуя их, испытывая невероятное облегчение наконец произнести их и вместе с тем чувствуя некоторый страх. — Я люблю тебя. Очень-очень люблю.

Когда она ушла, еще долго-долго после того Себастьян сидел и смотрел в окно на сад. Он вспоминал, как Селия сказала, что любит его. Раньше она никогда не признавалась в своих чувствах, и иногда он спрашивал себя, а не просто ли он отдушина в ее все более тягостном браке. Это ранило его, потому что он глубоко любил Селию, она стала центром его жизни и ради нее он был готов на все. В то же время он понимал, что только ради отдушины Селия никогда не изменила бы мужу — она не из тех, кто делает это при каждом удобном случае.

Селия отличалась красотой и привлекательностью, но при этом долгие годы была верна мужу. Рядом с ней никогда не было и тени скандала. Даже ее враги, которых было значительно больше, чем у Себастьяна, не могли сказать ничего дурного о ее личной жизни, разве что упрекнуть в кокетстве. Правда, некоторые стороны ее жизни давали обильную почву сплетням: говорили, что она пренебрегает детьми, что она бешено честолюбива и ради работы не считается даже с тяжелобольным мужем после его возвращения с войны, бросив его в доме матери, и сама продолжает руководить издательством в Лондоне.

Но добродетель Селии не подвергалась сомнению, и всю войну, когда женская неверность стала повсеместным явлением, все время, пока Оливер отсутствовал, она не сделала ничего, что могло бы породить даже намек на прелюбодеяние. Себастьян это знал, что усиливало в нем — пусть и ненамного — чувство триумфатора, которому удалось соблазнить такую женщину: редкую, поистине уникальную, исключительную. Однако до сегодняшнего утра он не был уверен, есть ли в их отношениях нечто большее, чем просто соблазн. Теперь же, когда Селия призналась в любви, все менялось. Что именно, Себастьян пока не знал, но время должно было все расставить по своим местам.

В тот день Джек повел Лили обедать: у нее не было утреннего спектакля, и они решили отметить юбилей.