Не ангел

В то же время ММ дорого заплатила бы за то, чтобы найти предлог и избежать подобного разговора. Но Гордон Робинсон по понедельникам всегда обедал у матери, а Джей находился здесь — так что никакого повода уйти у ММ не было. И она ответила Оливеру, что остается обедать.

Селия пристально следила за ММ, и в какой-то момент ее охватила паника. Себастьян уже сообщил ей, что вел себя с ММ довольно бестактно, а она была очень резка с ним, — в общем, ММ обо всем догадалась. Мысль об утрате дружбы ММ была для Селии еще хуже, чем потеря Себастьяна.

— О господи, — произнесла она вслух, — боже мой.

В дверь постучали. Это была Барти.

— Тетя Селия, маме очень плохо. Я боюсь за нее.

— Что говорит сиделка?

— Говорит, что сейчас мы ничего не сможем сделать. Надо ждать. И что, если ей станет хуже, придется снова вызывать доктора.

— Конечно вызовем, если понадобится. Она спокойно лежит?

— Нет, все время что-то говорит, несет какую-то бессмыслицу.

«Бредит, — подумала Селия. — Это плохо».

— Барти, милая моя, твоя мама в хороших руках, честное слово. Послушай, пойди поужинай вместе со всеми, а потом снова загляни к ней. Если ей станет хуже, зайди ко мне.

— Я не хочу ужинать.

— Надо поесть, Барти. Тебе сейчас требуются силы, чтобы ухаживать за мамой.

— Хорошо. — И Барти медленно вышла из комнаты.

Селия следила за ней и мысленно спрашивала себя, как она выдержит, если Сильвия умрет. И тут же устыдилась этой мысли. «Думай о хорошем!» — приказала она себе.

Джек повел Лили ужинать в «Трокадеро». До премьеры ревю она иногда подрабатывала в ночном кабаре на Пикадилли.

— Ты слишком себя перегружаешь, — сказал он.

— А как ты хотел? — отрезала она. — Нужно зарабатывать деньги!

Это прозвучало как критика в адрес Джека. Он деликатно промолчал.

Они заказали ужин. Лили захотела рыбы и пила только воду.

— Не могу много есть — мне сегодня работать, — объяснила она. Джек расстроился: он заказал шампанское, полагая, что для этого есть повод. Но теперь ему приходилось пить в одиночку.

— Как дела в «Литтонс»? — вежливо спросила Лили.

— А… Скверно. Эта история с клеветой набирает новые обороты. Все хуже и хуже. И обойдется нам в тысячи и тысячи. Которых у нас нет, как постоянно твердит Оливер. Отчасти и я виноват, — мрачно добавил он.

— Неужели и впрямь все настолько серьезно? Для «Литтонс»?

— Конечно серьезно! ММ — мою сестру, ну, ты знаешь — специально для этого вызвали в Лондон.

— Да что ты!

— Обсудить это дело. Оно может плохо обернуться. И Себастьян ушел в другое издательство.

— Как, неужели? — удивилась Лили. — А почему? А что Селия говорит по этому поводу?

— Понятия не имею. И вообще, она болеет.

— Болеет? Что-то на нее не похоже. И чем же?

— Не знаю. Ей велено лежать.

— Велено… — Лили умолкла на полуслове. Она пристально поглядела на него и вдруг покраснела.

— Что такое, Лили?

— Ничего. Я так.

— Да ладно, по лицу же видно.

— Не знаю, что ты там увидел…

— Лили, говори. Не такой уж я тупой.

— Ну… когда женщине велят лежать, обычно это…

— Ну что? Что обычно?

— Ой, Джек. Обычно это значит, что она в положении.

— Да? — сказал он. И вдруг совсем сник. — Боже, как все это… — Он не мог подобрать слова.

— Ладно, Джек, — сказала Лили, — не будем слишком переживать за них. Может быть, она вовсе и не беременна. Поговорим лучше о тебе. Или обо мне.

— Да, — согласился он и встряхнулся. — Давай поговорим о тебе и обо мне. Лили, я хотел кое-что спросить у тебя.

— Ну что, — спросил Оливер, — поговорим? — Он налил ММ бокал белого вина. — Извини, я красное не пью. Ничего, что белое?

— Да, спасибо. Вполне годится.

Оливер немного помолчал, явно оттягивая начало разговора.

— Это довольно… сложно, — наконец сказал он.

— Да, я понимаю.

— Правда? — удивился он.

— Естественно. Я не так наивна, Оливер.

— Я не считаю тебя наивной. Так вот, здесь нужно принимать во внимание очень много обстоятельств.

— Да, согласна.

— Все очень запутано.

— Конечно, ты прав.

— Но шанс все же есть. Мне так кажется.

ММ взглянула на него. Это просто невероятно, подумала она. Зачем он позволяет так себя топтать? Мириться с изменой, забыв о гордости. Подвергать себя публичному унижению. А теперь еще этот ребенок…

— Ты просто поражаешь меня, — сказала она.

— Да? — Он удивленно взглянул на нее.

— Да. Я понимаю, что все не так просто. Особенно теперь…

— Что значит «особенно теперь»?

— Ну, в связи с ребенком.

— С ребенком? А при чем тут ребенок?

— Ой, Оливер, — нетерпеливо сказала ММ, — ты меня поражаешь. То, что у твоей жены роман, — это одно. А то, что она беременна, — уже совсем другое.

Воцарилось долгое молчание, комната как будто застыла. Даже тиканье часов казалось каким-то неживым.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — наконец сказал Оливер. — Я собирался обсудить с тобой «Литтонс», его будущее, его жизнеспособность. По-моему, сейчас это важнее. Или ты не согласна со мной?