Не ангел

— Ну что ты будешь делать! — Мэтью Браннинг устало откинул со лба волосы. Взглянул на часы. — Вы действительно считаете, что это нужно оговорить прямо сейчас? Мне этот вопрос кажется побочным. Отнюдь не ключевым для нашего соглашения.

— Может быть, для нас он и не является ключевым, — настаивала ММ, — но для наших авторов представляет чрезвычайную важность. И знаете, Мэтью, мой отец всегда говорил, что авторы — это наше единственное реальное богатство. Без них…

— Успокойся, ММ, — попросил Оливер. Даже в его голосе начало звучать нетерпение. — Я уверен, Мэтью не горит желанием знать, что наш отец думал об авторах.

— Так пусть знает, — резко сказала ММ. Она вдруг разозлилась, и очень сильно. В конце концов, компания, которую они готовы уничтожить одним росчерком пера, — это творение их отца: прекрасный, авторитетный, когда-то процветавший издательский дом. И то, что отец думал об авторах, имеет огромное значение. Потому что без их отца Мэтью Браннингу сейчас нечего было бы покупать. И если он не желает об этом слышать, то он просто дурак. — Я считаю это принципиально важным. Давайте попробуем посмотреть на данную проблему с позиций авторов. Что они предпримут, если узнают, что их вдруг начнет издавать совершенно иная фирма? Поэтому мне кажется…

Неожиданно ММ стало весело. Это напомнило ей одну игру в детстве. Где нужно было говорить на определенную тему две минуты подряд, ни на секунду не прерываясь и ни разу не повторяясь. Только сейчас ММ намеревалась говорить значительно дольше. И заставить наконец говорить Оливера.

Джаспер Лотиан недовольно взглянул на Гая.

— Кто вы такой и что вам нужно? — спросил он.

— Я Гай Уорсли и хочу с вами поговорить, — ответил Гай, — только и всего. И, я думаю, мне придется кое о чем вас попросить.

Взгляд Лотиана стал жестким и враждебным. Но в глубине глаз пряталось еще кое-то: это был страх. Гай это понял и обрадовался: стало быть, Лотиан знает, что Гай может быть опасен. А следовательно, у Гая есть шанс выстоять и победить в этой схватке. В этом он не сомневался.

Они расположились в холле отеля. «Странная обстановка, — подумал Гай, — комфорт и элегантность, превосходная мебель, чудная живопись, несколько благовоспитанных гостей: трудно представить, какая тяжелая драма может вот-вот разыграться в этом великолепном интерьере».

— Что ж, — сказал Лотиан, — я даю вам… — он взглянул на часы, — две минуты.

— Прекрасно. Достаточно будет и одной. Легко. Я не займу вашего драгоценного времени. Так вот. Я знаю все о ваших отношениях с Бартлетами. Если вы будете настаивать на запрете издания моей книги, мне придется обо всем рассказать своему адвокату. Вот и все. Приятного отдыха. — Гай встал, одарил Лотиана особенно любезной улыбкой, которую обычно приберегал для хорошеньких юных особ и изредка для богатых дам постарше, и взял свою газету. — Боюсь, вам придется заплатить за чай, потому что у меня осталось всего полкроны.

— Нет, подождите. Минуточку.

— Честное слово, в этом нет нужды. Мне нечего больше добавить, а вам нельзя терять время. Все чрезвычайно просто. В понедельник утром мы с нетерпением ждем вашего письма с разрешением на публикацию. Естественно, как только мы его получим, я сочту вопрос закрытым и никогда никому ни о чем не расскажу. Вот вам мое слово.

— Ваше слово! Помилуйте. И вы хотите, чтобы я вам поверил?

— Думаю, придется. Кто выиграет, если книгу напечатают? Разве не вы? В случае если вас будут ассоциировать с главным героем, вы должны даже радоваться тому, что этот человек гетеросексуален. Ну, вы же читали книгу. Это просто прекрасный выход, вам не кажется?

Молчание, затем:

— Вы виделись с Сюзанной?

— С Сюзанной? — Гай напустил на себя выражение, которое его мама называла озадаченным видом. Он принимал его всегда, когда ему нужно было изобразить негодующую невинность. Мама говорила, что именно это выражение подсказывало ей — и только ей, — что он виноват. — Нет, разумеется, не виделся. Я пытался с ней встретиться, но ее мать отослала меня прочь: в тот день Сюзанна куда-то уехала. Спросите ее, если не верите мне.

— А почему, собственно, кто-то должен поверить вашей нелепой истории?

— Не знаю. А почему в моей книге кто-то должен непонятно с кем отождествлять моих героев? По-моему, это так же нелепо. Но найдется человек, который мне поверит. Хороший журналист, например. Начнет докапываться. В конце концов, в академических кругах вы фигура хорошо известная. Могут обнаружиться люди, которые в то время находились рядом с вами, которые что-то подозревали, и вот… в общем, для вас это нежелательный вариант, так ведь? Я думаю, вам непременно нужно сделать то, что я предлагаю. Допустить книгу к изданию. Честно говоря, мне кажется, вы делаете из мухи слона. На мой взгляд, не существует ни малейшей опасности, что кто-то свяжет эту историю с вашей личностью. Вы явно переусердствовали. Наверное, от сознания своей вины. Короче, я даю вам на обдумывание эти выходные. Никакой спешки. Но письмо потребуется. К утру понедельника. После этого… в общем, у меня есть большой друг в «Дейли миррор»…