Не Барби для босса (СИ)

Ещё раз вглядываюсь в ее безмятежное лицо и опускаюсь к груди. Вдыхаю лёгкий и нежный аромат чистой кожи.

Ещё раз облизнув губы, прикасаюсь ими к груди, вбирая в рот сосок, и тихо стону, не в состоянии себя контролировать.

Играю с ним языком, медленно перекатывая во рту, как вкуснейшую конфету, которую хочется смаковать как можно дольше.

Чувствую, как Женя немного вздрагивает и шумно выдыхает сквозь сон. Отстраняюсь и смотрю на нее во все глаза.

Спит. Лишь немного вскинула голову, будто открывая шею для моих поцелуев.

Тут же касаюсь пульсирующей жилки и спускаюсь ко второй груди. Снова медленно терзаю сосок, поигрывая с первым пальцами.

Чувствую, как кожа под моими руками покрывается мелкими мурашками. Отстраняюсь, пытаясь унять сбившееся дыхание. Женя вздыхает, проводит по груди, где только что были мои губы и замирает.

И я вот смотрю на нее, такую раскрытую и доверчиво-беззащитную передо мной и понимаю, что надо уйти. А не могу. Закрываю глаза и представляю, как раздвигаю ее ноги и вхожу на всю глубину. Как она открывает глаза и начинает метаться подо мной, выстанывая мое имя.

Открываю глаза и чувствую, как внутри идёт борьба совести с желанием. Плюю на приличия. В конце концов, мне потом из-за нее дрочить. А ещё во мне виски с шампанским.

Выключаю ночник и ложусь рядом с Женей, подставив руку под голову и снова поглаживая ее животик. Рука плавно съезжает ниже.

Поглаживаю пальцами мягкий светлый пушок, всё ещё пытаясь удержаться от не очень порядочного поступка. Но… с другой стороны, Женька спит и все равно ничего не вспомнит. А я впервые в жизни так хочу конкретную женщину, что ее могу удержать себя в руках.

Смирнова вдруг томно вздыхает и… немного раздвигает ноги.

Сердце сбивается с ритма.

Как заворожённый веду пальцами вдоль полоски волос вниз и невесомо скольжу по складочкам. Тут же нетерпеливо ныряю глубже, приоткрывая их и чувствую, что они становятся влажными. Ее тело откликается на мои ласки.

Теряя остатки самообладания, растираю смазку между половых губ и начинаю ласкать то чувствительную горошину, то ныряю во влагалище, призывно толкаясь глубже.

Женя вдруг ахает и подается бедрами навстречу моей руке. Тут же атакую приоткрывшиеся губы и кайфую от того, что она слабо, но отвечает на мой поцелуй.

— Моя девочка, — шепчу, придвигаясь к ней ближе. Вижу, как Женя приоткрывает глаза и немного удивленно смотрит на меня, а потом вдруг притягивает за шею и сама подставляется под мои поцелуи и руки.

Кажется, член уже дымится от того трения, что происходит между нашими телами.

— Ррррома, — рычит со стоном мое имя Женя, откидываясь на подушке и выгибаясь всем телом. И — клянусь — это “Рома”, сорвавшееся с ее губ, — самое прекрасное, что я когда-либо слышал.

— Кончай, моя девочка, — двигаю пальцами еще быстрее, заставляя ее метаться по подушке и стонать снова. Сам рычу от желания войти в нее по самый корень и излиться в горячее влагалище.

Женя снова вздрагивает и обессиленно падает на кровать, а я ложусь на спину, приспуская штаны и добиваю свой изнывшийся орган короткими толчками в ладонь. С хрипом кончаю в кулак. Дышу, как будто не на кровати лежал, а мешки грузил.

— Охренеть, — приподнимается на локте Женя и удивленно смотрит на меня, — Роман Петрович еще и дрочит у меня во сне.

Хмурюсь, не понимая, о чем она, а Женька тут же отворачивается и… снова засыпает.

— Охренеть… — смотрю на нее ошарашенно. Реально спит, зараза. Аж похрапывает. — Охренеть…

Глава 11. Женя

Просыпаюсь с тяжёлой головой, словно кто-то стукнул меня по ней кувалдой. Сначала не понимаю, где я нахожусь. Мысли разбегаются. Медленно поднимаюсь с кровати, оглядываюсь вокруг и замечаю стакан воды на прикроватной тумбочке. Жадно хватаю его, пью до дна, и мне кажется, что ничего вкуснее в жизни я не пробовала.

Немного приходя в себя, наконец замечаю своё отражение в зеркале напротив. Моё состояние, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Я в мужской рубашке, явно Романа Петровича. Щеки розовые, волосы растрепаны.

Охреневаю, вспоминаю только урывками остатки вечера. Встаю, пытаюсь найти свою одежду, но её нигде нет. Иду в ванную, и там, на батарее, замечаю свои розовые трусы. Сердце сжимается.

Начинаю смутно вспоминать, как Роман Петрович нес меня наверх. Но, как же я оказалась в этой рубашке и без трусов? Переодевал он меня или я сама?

Чувство стыда обжигает, и я пытаюсь убедить себя, что всё было нормально. Решаю принять душ — горячий поток воды немного проясняет мои мысли, но воспоминания не возвращаются. Где моя кукольная одежда я так и не нашла, поэтому, завернувшись снова в ту же рубашку, спускаюсь вниз.

На кухне вижу начальника. Роман Петрович стоит у плиты и что-то готовит. Когда он замечает меня, его взгляд становится мягким, в глазах появляется хитрый блеск, а губы расплываются в лёгкой улыбке.

— Доброе утро, — говорю, пытаясь прочистить осипшее горло. — И сразу вопрос: это вы меня переодели?

Он поднимает брови, усмехается:

— Ты что, алкаш, ничего не помнишь?

Вздыхаю, качая головой:

— Я предупреждала, что от шампанского я дурная. Что я творила?