– Значит, тебе на них не наплевать.
– Я от них завишу. А ты?
– Я очень сложная, хотя бы потому, что мне, по большей части, на все насрать, кроме своего ребенка. Мне от них ничего не нужно. Мне не нужна чья-то помощь из жалости. Терпеть ее ненавижу. Если я не смогу помочь себе сама, никто не сможет мне помочь. И нечего анализировать. А мои родители, как и большинство людей, анализируют, кучу времени они размышляют о том, что будут делать в следующие пятьдесят лет. Я не люблю самоанализ, предпочитаю искреннее общение.
– Хорошо, когда есть с кем, – вздохнул парень.
– Хороший виски никогда не был помехой общению. В какой-то момент я слишком далеко зашла в алкоголь. Под мухой же все выглядит иначе, ярче и ближе. Болтаешь вечером по телефону – бокал вина, готовишь завтрак – бокал шампанского. Я никогда не понимала самоубийц. Хотя за каждым из них есть, наверное, своя слезливая история.
– Это факт.
– К черту факты, интересны истории! Загадочный взгляд, как у тебя.
– Загадочный взгляд? Никто мне никогда так не говорил.
– Вот, говорю. Взгляд, в котором есть своя история.
– Что ты этим хочешь сказать?
– К черту ответы, загадка гораздо интереснее. Я видела кучу людей, которые отвечают на вопросы, пытаясь найти истину, им казалось, что они ее нашли, – такие люди перестают думать. На самом деле истина в загадке. Нужно искать загадку, стремиться к загадке, а не возделывать свой сраный зад по три часа в день на тренажерах. Загадка женщины не там.
– А мне нравятся женщины с фигурой.
– Мне тоже, но зад не делает женщину загадочнее. То, что зад прокачан, еще не гарантирует, что ты не окажешься в заднице. Я хочу сказать, что загадка нужнее ответа.
– Интересная мысль, но я не уверен.
– Что и требовалось доказать.
– Что?
– Самая большая неуверенность человека – неуверенность в себе.
– Ты на что намекаешь? Почему я до сих пор не прыгнул?
– Не кипятись. Лично я всегда боялась потерпеть неудачу. Неверие мое в людей было столь глубоко, что ни с кем не хотела иметь дел. Я у всех вызывала праведный гнев.
Парень пропел в духе марша: «Те, кто шагает не в ногу, просто слышат другой барабан».
– Ты злишься на меня?
– Ну конечно, меня бесят придурки вроде тебя, которые готовы добровольно расстаться с жизнью из-за какой-то ерунды. Тебе ее дали, носи, нечего разбрасываться. Хотя, по правде сказать, мне плевать, прыгнешь ты или нет.
– Те, кому по барабану, тоже слышат другой барабан, – теперь начал набивать зажигалкой по железу свой марш.
– Потише ты, малышку разбудишь.
– Сколько ей?
– Год. У меня уже двое.
– Серьезно? Никогда бы не подумал. Отлично сохранилась.
– Когда у меня родился первый, я целый год проходила в трениках. На красоту не было ни сил, ни времени. Сейчас любая мать с коляской, прической и макияжем приводит меня в восторг. Как? Откуда они берут на это время, чтобы так легко его тратить. – Девушка замолкла. – Тебе не кажется?
– Что?
– Что мы здесь зря тратим время. Давай, вылезай уже. Я замерзла.
Парень снял свою куртку и протянул девушке:
– На, накинь, – остался он по ту сторону баррикад.
– Спасибо, а ты упрямый, – взяла она куртку и накинула себе на плечи.
– И очень неуверенный в себе.
– Обиделся? Ты думаешь, у меня такого не было? Однажды я тоже стояла перед выбором. Красивая была скала, внизу озеро. Моя собака укусила меня за задницу, когда я уже готова была сделать шаг в пропасть.
– Хочешь сказать, ты будешь той сучкой, которая меня укусит и спасет?
– Какая я тебе сучка?
– Симпатичная.
– Полегче на поворотах, парниша.
– Извини, извини, я не это хотел сказать. Так у тебя есть собака?
– Да. Любишь собак?
– Обожаю.
– Ну хоть что-то ты еще любишь.
– Еще люблю рисовать. Внутри я художник, которого никто не понимает.
– Так вот в чем дело. Наконец-то мы добрались до истины. Ты знаешь, что художники, которые хотели раздвинуть границы бытия, все заканчивают плохо. Мало кто из писателей и художников получил в награду приятную, устроенную жизнь; переходя границы, они просто сходили с ума. Не всем удалось пройти мимо этого капкана. В общем, с уха надо было начинать.
– С какого еще уха?
– С любого, как Ван Гог.
– А, вот ты о чем. Мелко как-то.
– Извини, ну, здесь-то явно глубже, – глянула девушка вниз.
– Вот и я об этом. Сильно творческих всегда тянуло к смерти.
– Я знала одного режиссера, его к смерти не тянуло. Он мечтал о вечности. На съемках он всегда пытался ворваться в кадр и отобрать у актеров их роли, а потом начать показывать, как все надо играть.
– Такое редко заканчивается хорошо.
– Все творцы больны, у них синдром высокой поэзии. Только то, что выше понимания, быстро утомляет. А ты что рисуешь?
– Пустоту.
– Оригинально.
– Разве ты не видишь, сколько вокруг людей, которые только и делают, что кричат, как им здесь не нравится, но ни у кого из вас не хватает смелости просто встать и уйти.
– И ты решил стать тем парнем, который сумел наскрести по карманам эту самую смелость.
– Поэты окружают, – усмехнулся парень.
– Ну ты же нашел, хотя представляю, как это тяжело найти смелость, когда все карманы забиты деньгами.