Не бойся глубины

Егор Фаворин тоже оставался в поле зрения Изабеллы. Она выжидала момент, когда музыкант возвращался из театра, и совершенно случайно оказывалась у него на пути.

– Как поживают ваши киски? – сладчайшим голоском спрашивала она.

При этом ее глаза делались большими и страстными, а лицо заливал горячий румянец.

– Спасибо, хорошо, – бормотал Фаворин, стараясь прошмыгнуть мимо нее в свою квартиру. Настойчивый интерес Изабеллы к его скромной персоне вызывал у музыканта недоумение и робость.

Супруги Авдеевы держались в стороне от событий. Людмила целыми днями пропадала на работе, ее муж приходил поздно. Все новости они узнавали последними, в основном от Берты Михайловны.

Динара пребывала в депрессии. Она почти не спала, раздумывая, как выпутаться из ужасного положения. Нежданно-негаданно ее новое занятие, которое сулило развлечения и доход, обернулось необъяснимым кошмаром. Все принятые меры не дали результатов. Господин Вольф не отвечал на телефонные звонки – то ли уехал, то ли отключил телефон… Квартира Альшванга вызывала у Динары суеверный страх. Треск рассыхающихся полов, шорохи и стуки наверху приводили ее в ужас. Она посоветовала Анне Григорьевне продать квартиру как можно скорее.

Бедная женщина находилась в шоке, оплакивая любимую дочь. Но к словам Динары отнеслась с пониманием.

– Проклята эта квартира! – шепотом сообщила она цыганке. – Не знаю кем, но проклята! Лизонька мне говорила… а я ее не слушала. Думала, это все болезнь! А выходит, дочка была права. Поверьте, Динара, я теперь сама там ни на минуту одна не останусь. Мерещится, что кто-то кругами ходит и мается, стонет и вздыхает… и платье по полу шуршит… Аж жуть берет!

Квартиру выставили на продажу. Через пару дней в театральный дом начали ходить покупатели. Квартира Альшванга, огромная, отремонтированная, с высокими потолками и просторной ванной, производила на покупателей должное впечатление. Люди приходили, смотрели, восхищались и… уходили.

– Вы, голубушка, наймите агента, – советовала старая актриса, к которой Анна Григорьевна временно переселилась. – Он быстрее все сделает. Придется, конечно, заплатить ему за услуги, но зато вам будет меньше хлопот.

Сын Берты Михайловны тяготился присутствием постороннего человека в квартире, и Анна Григорьевна предложила молодому человеку пожить пока у нее.

– Там никого нет, тихо, спокойно… два телевизора – в комнате и на кухне. Отдыхайте, Коля, сколько хотите!

Тот согласился. На утро следующего дня Берта Михайловна встала рано, как всегда, и вышла на лестничную площадку. Ее привлекло кошачье мяуканье.

– Ах ты господи! Что ж это Изабелла за своим Яшкой не смотрит? – возмутилась она.

В углу, на плетеном коврике, который она постелила для своих полосатых питомцев, разлеглась персидская кошечка господина Фаворина, рядом с ней, нежно мяукая, примостился Яшка.

Пожилая дама растерялась. Пока она соображала, как ей поймать персидскую красавицу, чтобы та не рванула в подвал вместе со своим полосатым кавалером, в квартире Альшванга распахнулась дверь и оттуда всклокоченный, с выпученными от страха глазами, выскочил Николай. Коты опрометью бросились вниз по лестнице, а Берта Михайловна застыла на месте с открытым ртом.

– Что?! Что такое?! – вопил ее дорогой Коленька, оглядываясь вокруг как очумелый. – Что это было?! Боже мой! Мама… Что ты здесь делаешь?

Его взгляд остановился на матери и обрел кое-какую осмысленность.

– Коля! – изумилась она. – Что с тобой? Тише! Соседей разбудишь… Ты знаешь, который час?

– Какой, к черту, час? При чем тут часы, мама? Я чуть с ума не сошел в этой проклятой квартире! Она… она… хотела меня задушить!

– Кто? – Берта Михайловна не на шутку перепугалась. – Ты здоров, Коленька? Идем домой… выпьешь чаю, и все пройдет. Тебе что, страшный сон приснился?

– Со-о-он? – завопил он еще громче. – По-твоему, это был сон? Вот, смотри!

Он оттянул ворот футболки и придвинулся ближе к матери. Берта Михайловна старалась изо всех сил, но так ничего и не увидела. Шея как шея… Немного худая, правда, но это не беда.

– А… что я должна увидеть, сынок? – осторожно спросила она, опасаясь нового крика. Ей было неудобно перед соседями.

– Синяки! Вот… и вот, – он тыкал пальцами, указывая на несуществующие синяки. – Это следы ее рук! Она наклонилась надо мной и начала душить! Хорошо, что я проснулся! Я сразу вскочил и побежал, а она… хохотала мне вслед…

– Кто? О ком ты говоришь? – не могла понять Берта Михайловна. – Ты был в квартире не один?

– Не один…

– Как тебе не стыдно, Коля! Это чужая квартира. Надо же соблюдать хоть какие-то приличия. Ты мне обещал не водить женщин… да еще таких. Напьются и безобразничают! Почему ты не хочешь познакомиться с хорошей девушкой? Жениться, как все твои друзья?

– Мама! Какие женщины?! Что ты несешь? Ты что, не понимаешь?

– Это ты не понимаешь! – взорвалась Берта Михайловна. – Привел какую-то шлюху в чужую квартиру, сам убежал, а ее оставил! Если у Анны Григорьевны пропадет что-нибудь? Как я буду выглядеть? Иди и вели ей убираться! Это ж надо так напиться, чтобы душить друг друга?! В наше время…