Не бойся, я с тобой

Причудливые, мрачные образы караулили этот миг и тотчас вцепились в меня, потянули за собой в липкий бредовый кошмар, пока неожиданный, неузнанный звук не разбил наваждение. Я открыла глаза. Звук повторился. Кто-то пробирался по коридору мимо камер, двигаясь очень странно — точно хромал на обе ноги. На каменной лестнице едва горела масляная лампа. И вдруг этот тусклый свет заслонило что-то, и уродливая, огромная тень расползлась по стене. Я смотрела, как ЭТОТ скрылся за поворотом лестницы, к счастью, не заметив меня. Теперь понятно, с чем мы столкнулись — живые мертвецы. Подвалы Ратуши соединялись с подземными лабиринтами острова, а я-то знала, что в темных переходах и нижних тоннелях можно встретить кого угодно, даже умершего лет пятнадцать назад дедушку.

Отчего-то вспомнился Сибилл... Как он там?

Опять чьи-то ноги затопали по лестнице. Я вздохнула. Меня просто вынуждают действовать!

— Ты уверена, что это здесь? — голос мальчишки. — Жуткое местечко!

— Уверена, уверена, — ответила девушка.

Я спрятала волшебную палочку. Ну, конечно, кто же еще, кроме Победы, Героя и Льва!

— Что вы здесь делаете?!

— Пришли вызволять тебя из темницы, — ответил Герой. Он любил красиво выражаться, чтобы не стыдно повторить перед слушателями.

— Вот нечаянное счастье!

— Отойди, Мариша, в угол, — сказал Лев. — Победа сейчас взорвет замок.

— Как вам не стыдно портить городское имущество! Совет 'спасибо' не скажет!

— Ты что? Не хочешь, чтобы тебя спасали? — уточнил на всякий случай осторожный Лев.

— Отчего же.... Пожалуйста, спасайте на здоровье, если хочется.

— Тогда причем тут Совет?

— Когда меня спросят, кто сломал дверь — обязательно расскажу.

— Не сомневаюсь, — сухо заметила Победа.

— Да, — поддакнул Герой, — ты определись. Хочешь, чтобы мы тебя спасали или нет?!

— Спасайте, — разрешила я. — Только имейте в виду — дверь в камеру не заперта.

Они переглянулись между собой.

— Я же говорила, — сказала Победа. — Она здесь по доброй воле.

— Так, так, так. Кто тут у нас? — за их спинами раздался мягкий голос Сибилла. — Это твои друзья, Мариша?

Кажется, они не рассчитывали на встречу с Болиголовом, и в замешательстве отступили назад.

— Как раз наоборот...

— Тогда что они делают тут?

— Спасают меня, — пожала я плечами.

— Как все запутанно! Но что же вы стоите?! Спасайте! Я всегда хотел посмотреть, как это делается.

— Да она, это, вроде не заперта, — сказал Герой и потянулся, чтобы почесать пятерней в затылке, но, взглянув на Победу, опустил руку.

— А давайте я замок повешу, — предложил Сибилл, почудилось, искренне.

— Хватит! Хватит издеваться! — потребовала Победа. — Я так и знала, что не надо связываться с Маришей! Это все ты, Гера, все ты! Ее держат в подземелье! Она там одна и ничего не знает! — передразнила она его.

— Вот тут он прав: я ничего не знаю. Что там, наверху?

— Перед тобой Болиголов стоит — у него и спроси, — ответила рассерженная Победа. — Вот уж точно: ворон ворону глаз не выклюет!

— Да, Сибилл меня не обижает, — подтвердила я, — но, по-моему, он и сам не очень-то понимает происходящее.

— Очень удобно, как раз в духе Благородных Домов: сначала заполонить город безмозглым ходячим железом, потом притащить Этих, и после всего развести руками, заявляя: знать ничего не знаем!

— Мы заполонили, но не притаскивали, — возразил Сибилл. — И в испорченном празднике мы не виноваты.

А Болиголовы, по-прежнему, упрямо отрицают свою причастность к бальной шутке. И я начинаю им верить. Ведь, что ни говори, за всю историю чувство приличия их никогда не подводило. Облить горожан помоями — это все-таки перебор. И наши дамы, а значит, и их мужья, никогда не допустят, чтобы такие шутники правили городом.

— Так, — не выдержал Герой. Теории его не интересовали, он предпочитал действовать практически. — Мы здесь остаемся или уходим? Если здесь, то знайте, место невыгодное: ходов-выходов много.

— Давайте-ка выйдем на свежий воздух, — предложила я.

Осторожно, выглядывая за углы, мы выбрались из Ратуши.

— О-о! Городской ландшафт изменился.

Из ночного мрака Башню выхватывал жуткий, голубоватый свет. Насколько я могла судить, она выросла еще, и обогнала даже нашу колокольню-обсерваторию.

— Неужели кто-то выращивает дома, как плесень на черством хлебе?

— Это не мы, — грустно проговорил Сибилл.

— Но и не мы! — горячо вмешалась Победа.

— Вот как?! И не я тоже. Что же получается? Здесь собрались люди, от которых город только и ждет неприятностей, а счет за испорченное платье предъявить некому!

— Значит, есть некто, воспользовавшийся обстоятельствами, — произнесла Победа. Она напряженно вглядывалась в темноту перед Ратушей.

На городской площади зажигали несколько фонарей, свет которых разжижал густой мрак ночи. И в нем двигались фигуры, словно вылепленные неловкой рукой ребенка.

— Башню нельзя оставить ни в коем случае — она уродует лицо нашего города, как... как плохая стрижка, — заметила я.

— Тебя только Башня волнует? — ядовито поинтересовалась Победа, угадав в моих словах намек на свою прическу.

— Ну, она просто в глаза бросается. Все прочее, не так заметно и прячется в темных закоулках.