Не бойся, мама !

- Танго, ищи! - приказывает Пархоменко, удлиняя поводок.

Танго нюхает шерсть, потом землю, вертится, скулит, бежит куда-то, возвращается, садится на задние лапы и удивленно смотрит на нас. Трудно псу. Взбесившаяся стихия словно решила поиздеваться над нами - вода так и хлещет, заливая все и вся.

- Танго, милая, ищи, ищи! След, Танго! - упрашивает Пархоменко собаку.

И вдруг Танго срывается с места и, чуть не свалив Пархоменко, устремляется в темноту. Мы - за ней.

- Отпусти, отпусти поводок! - крикнул я Пархоменко.

- Куда, к черту, вышел весь! - кричит он.

Танго тянет нас к холму, возвышающемуся над самой деревней. Мы бежим не разбирая дороги, проваливаясь в ямы, падая, поднимаясь, продираясь сквозь кусты, натыкаясь на деревья. Впереди возникает тень.

- Стой! Кто идет?! - спрашиваю.

- В чем дело? - отвечает Дзнеладзе.

- Танго взяла след. Следуйте за нами!

Танго хрипит, вырывается... А дождь все льет и льет...

- Пархоменко, пусти собаку!

- Уйдет, не найдешь потом!

Бежим.

- Щербина, ты?

- Я!

- Где Дзнеладзе?

- Здесь я!

- Скажи ребятам, осторожней с оружием! Перестреляем, чего доброго, друг друга!

- Знают, не маленькие!

Бежим.

- Стой! Кто идет? - слышу окрик. Это Шмидов.

- Я!

- Джакели?

- Да!

- Что за черт! Куда прет собака?

Я не отвечаю. Вижу впереди широкую спину Пархоменко, чуть левее Дзнеладзе. Лицо у него в грязи. Что это? Неужели светает? Да, да, светает! Слава богу! И дождь, кажется, слабеет! Теперь я вижу и других. Пригибаясь к земле, они, словно призраки, перебегают от дерева к дереву. Откуда-то сверху доносятся треск сучьев, приглушенные голоса, ругань. Это ребята с верхней заставы.

Присев на корточки, они кубарем скатываются вниз. Залаяли собаки.

Гав!

Гав! Гав!

Это - Танго, это - Химера, это - Рок.

Гав! Гав! Гав! - хрипят, заливаются собаки, вырываются из рук.

- Пустить собак! - слышим приказ Чхартишвили.

Откуда он взялся, ведь его не было с нами? Собаки мчатся вперед, к огромному буку, обкладывают его.

- Осторожно! Приготовить оружие! - приказывает майор. Сняв автоматы, скрываясь за деревьями, мы окружаем дерево. Круг суживается. Теперь мы видим: у подножия бука зияет отверстие.

- Без приказа по подходить!

Собаки нетерпеливо повизгивают. Теперь уже нет сомненья - это медвежья берлога.

- Убрать собак! - приказывает майор.

- Танго, ко мне!

Танго, жалобно скуля, ползет назад и ложится у ног Пархоменко.

- Медведь! - говорит Щербина, выплевывая грязь.

- Почем ты знаешь? - говорю я и тут только замечаю, что дождь уже перестал, лишь с листьев срываются крупные, с палец, капли.

- Товарищ майор, точно, медведь! Вон след! - кричит Щербина, выходя из укрытия.

- Назад, Щербина!

Рассвело. Я хорошо вижу Чхартишвили: он стоит за деревом, с пистолетом в руке. Рядом с ним наш писатель, весь облепленный грязью, без оружия.

- Эй, Пархоменко, спроси у Танго: медведь там или кто? - спрашивает Щербина.

Кто-то громко смеется.

- Если это тот же медведь, что в прошлом году переполошил всю заставу, убить его - и весь разговор! - кричит Дзнеладзе.

- Давай, Дзнеладзе, бей! Я разрешаю! - говорит Щербина.

Ребята хохочут.

- Джакели, - обращается ко мне Чхартишвили, - ставь дымовую! Осторожно, заходи слева!

Я обошел берлогу с левой стороны, остановился метрах в семи от нее, достал из сумки дымовую шашку и спички. Чиркнул один, другой, третий раз.

- Что ты копаешься? - раздался нетерпеливый голос майора.

- Спички отсырели, товарищ майор!

- У меня сухие! - воскликнул писатель, срываясь с места.

- Назад! - крикнул майор.

Он взял у писателя коробок и подошел ко мне. Мы подожгли шашку. Через несколько секунд она задымила.

Тогда я размахнулся и бросил в берлогу шашку. Мы приготовили оружие, насторожились...

Прошла минута, вторая, третья... Сердце у меня заколотилось. Неужели в берлоге человек? Медведь бы не выдержал! Значит, человек? Человек!

Я огляделся. Застыв в напряженных позах, побледневшие ребята не сводили глаз с берлоги. Прошло еще несколько минут. Ожидание становилось нестерпимым.

И вдруг из берлоги с неимоверной быстротой выкатились два коричневых тела. Одно из них, налетев на лежавший перед берлогой огромный валун, тут же упало, обливаясь кровью, раза два дернулось и застыло. Другое, смешно кувыркаясь и подвывая, подкатилось и замерло у моих ног.

- Медвежонок! - вырвалось у меня. Я выпустил из рук автомат и всем телом навалился на медвежонка.

- Осторожно! Внимание! - крикнул Чхартишвили, заслонив собой безоружного писателя.

Из берлоги наружу стал вырываться дым. А спустя еще несколько минут оттуда вылез медведь-исполин. Одуревший от дыма зверь шатался, дергался, мотал головой.

Почувствовав свет и чистый воздух, он успокоился, присел, потом стал на задние лапы, вытянулся, глубоко вдохнул и огляделся. И тут произошло неожиданное.

Уа-а-а! - взревел вдруг медведь страшным голосом и, колотя лапами себя по голове, бросился к окровавленному телу медвежонка.

Ау-у-у! - завыли собаки, бросаясь вперед.

- Танго, назад! - заорал Пархоменко, но было уже поздно. Взбешенный медведь в мгновенье ока растерзал собаку.

Тра-та-та! - раздалась короткая очередь.