Не бойся тёмного сна

определении строя. И слова «строй» у нас в том, вашем

значении, нет. Ну, вот когда все имеют все – это что?

– Коммунизм, конечно, – сказал Нефедов, даже чуть

обиженный за свое время.

– Короче, тут я тебе не помощник, – сказал Юрий

Евдокимович. – Слышал, правда, как-то мельком мысль,

что, коммунизм, мол, был бы не плох, если бы его не

строили специально. Что, в этом специальном усилии была

одна из великих трагедий истории… Да ты не сердись, я,

конечно, специалист по двадцатому веку, но в иной сфере и

такими тонкостями не интересовался. Ну, что? Еще по

стакану?

69

Сок, выпитый Нефедовым, был какого-то изысканного

вкуса, если изысканным может быть просто яблочный сок.

Видимо, это были яблоки неизвестного, ароматического

сорта. Нефедов был бы не прочь и повторить, но из

гордости и некоторой обиды отказался.

Прошагав метров сто, они вошли внутрь оранжевого

сооружения, распахнувшего перед ними двери. Здесь были

только лифты. Юрий Евдокимович объяснил, что это вход

не только в один из филиалов банка памяти, но и на

фабрики, заводы, энергостанции, находящиеся куда глубже.

Все эти предприятия работают в автоматическом режиме, и

люди опускаются туда лишь в особо сложных случаях.

– Глубже всего у нас атомные станции, – сказал он. –

Когда-то от атомной энергии пытались отказаться, но

потом был найден безопасный способ переработки

атомного топлива, очень условно называемый «холодной

возгонкой».

Столбик указателей в этом лифте располагался в

несколько рядов. Юрий Евдокимович прикоснулся к

указателю, расположенному примерно в конце первого

столбика, пояснив, что им надо опуститься на девятьсот

восемьдесят метров. Пока Нефедов пытался вообразить

эти метры, мысленно ставя на попа почти километровое

расстояние, двери лифта перед ними открылись, и они

вышли в ярко освещенный зал, от которого лучами в

разные стороны уходили коридоры. Около лифтов стояли

маленькие автобусики, но опустившимся было недалеко, и

они решили пройтись. Свет от невидимых источников

сопровождал их по коридору, загораясь впереди и, потухая

сзади, причем, стоило им посмотреть далеко вперед или

оглянуться, свет появлялся и там. Для его включения

хватало усилия взгляда. В стенах коридора встречались

высокие двери с какими-то обозначениями.

– Здесь всюду элементы банка памяти, – пояснил Юрий

Евдокимович, – но сначала навестим наших ребят из

70

технической группы, которые тоже корпели над твоим

воскрешением. Вообще они работают наверху, но сегодня

у них тут что-то вроде профилактического осмотра. Когда

они узнали, что мы придем сюда, то попросили о встрече.

Так что подтянись.

11. МИЛЛИОНЫ НЕВИДИМЫХ

В подземной лаборатории было девять сотрудников,

одетых в свежие оранжевые комбинезоны, которые,

казалось, уже из-за самого цвета должны были пахнуть

апельсинами. Они сразу же обступили Нефедова, и букет

благоухающих роз преподнесла ему взволнованная Мида.

– Молодцы, молодцы, – похвалил их старший

восстановитель, – мы-то встретили его куда суше.

Было много смеха и шуток. Василия Семеновича

обнимали, шутливо дотрагивались до него, делая вид, что

не до конца верят в его реальность. Никакого языкового

барьера тут не было, потому что все они были заранее

вооружены переводчиками-«родинками». Нефедову было

неловко оттого, что лично его-то заслуги в успехе этого

эксперимента не было: он сам по себе был этим успехом.

Мида не сводила с него глаз, и Нефедов волей-неволей

убеждался, что намеки Толика о ее влюбленности были,

кажется, не безосновательны. Только этого ему тут не

хватало.

Когда визит был закончен, они с Юрием

Евдокимовичем вышли в коридор.

– А теперь о главном, – с торжественным волнением

заговорил старший восстановитель.

Войдя в следующие двери, они оказались в объемном

зале, похожем на заводской цех, все пространство которого

было заставлено кристаллическими гранеными колоннами.

Колонны переливались радужными бликами и были

испещрены мельчайшими трещинками– Волосками.

71

– Во! – сам же и восхитился Юрий Евдокимович. –

Сокровищница! Подземное царство!

Они устроились на мягком диване около двери.

– Итак, – воодушевлено, словно перед чтением поэмы,

продолжил старший восстановитель, – структура банка

такова: одна такая колонна, или по-нашему просто «столб»,

содержит информацию, равную, примерно, всему

напечатанному в двадцатом веке. Я имею в виду все книги,

газеты, рукописи и вообще все, что было на бумаге на

языках народов всего мира. Таких столбов в этом зале

девяносто штук. Этот филиал состоит из ста пятидесяти

таких залов. А всего на Земле более сотни таких,

связанных в единую систему, филиалов. И в этом мозге

все, все, все созданное до нас: художественные

произведения, научные разработки, вся историческая

информация и самое главное, в нем почти полная

информация о каждом человеке, когда-либо жившем на

планете. Нам необходимо, чтобы каждый человек был

восстановлен вначале полностью, но без материального

воплощения. Теперь одно уточнение. До сих пор под

полным человечеством мы подразумевали лишь тех, кто

жили и живут. И это не верно. Веками о родившемся

говорят, что ему выпал шанс из миллионов, что, мол,