– Ну-у, вот, – с наигранным разочарованием протянул
Толик. – Удиви его…
Он снял полотенце. Круглый каравай поджаристого
деревенского хлеба дохнул забытым теплом русской печи.
Но и это еще не все. Рядом стояла двухлитровая (кажется,
даже на вид теплая) банка парного молока. Нефедов не
удержался, потрогал ладонью и банку, и каравай. Детство,
все детство всколыхнулось в Василии Семеновиче.
– Толик уверял, что ты будешь в восторге, – сказал
Юрий Евдокимович.
– Еще бы! Давайте-ка, я вам молочка налью.
– Ну, уж, нет, – отказался старший восстановитель, – мы
все равно не поймем этого удовольствия, завари-ка нам
лучше свой чай.
Нефедов начал споласкивать заварник.
– Вы как хотите, – сказал Толик, – пейте свой чай, а я
поддержу Василия Семеновича.
Он взял ножик и, еле удерживая в руках горячий
шероховатый каравай, начал резать его, осыпая мелкие,
хрустящие крошки.
– А ведь это даже интересно, – сказал Виктор, с
любопытством рассматривая хромированную вилку, – мы
постоянно работаем над восстановлением всего этого, а
просто так по-житейски попользоваться какой-нибудь
вещью и в голову не приходит.
– Как же вы без этого можете понять человека другого
времени? – заметил Нефедов.
60
– Верно, – согласился Юрий Евдокимович, – понять
трудно. Но восстановление не в понимании. Если бы мы
восстанавливали тебя в соответствии со своим
пониманием, то твое «я» никогда бы не воскресло.
Воскрешать нужно математически точно. Человек для нас
– это формулы и последовательность длинного столбика
многозначных чисел. Природой каждому определено лишь
его индивидуальное, генетическое место, и все эти
возможные человеческие, варианты четко зафиксированы.
Так что, если абсолютно точно создать конкретную
биологическую ситуацию (то есть, одного конкретного
человека), то в это гнездо непременно влетит именно та
душа, именно то «я», которое единственно подходит. Не
прими нас за циников, но, увы, без расчетов человека не
получается.
– А если воскресить меня еще один раз? Какое «я» будет
у двойника?
– Никакого. Твой двойник просто не оживет или не
будет полноценным, потому, что твоя душа уже, можно
сказать, занята, уже использована тобой.
Пока заваривался чай для Виктора и Юрия
Евдокимовича, Нефедов с Толиком принялись за хлеб с
молоком: терпения у хозяина не хватало.
– А что, вкусно, – оценил Толик, – а Василий
Семенович так и вовсе заурчит сейчас от удовольствия.
– Ты еще маслом, маслом намажь, – подсказал Нефедов,
– язык проглотишь.
Самому ему пришлось оторваться, чтобы налить чаю
остальным.
– Слушайте, ребята, а чего вы со мной возитесь? –
пошутил он, охваченный особенной симпатией к ним. –
Опыт воскрешения удался и что я вам теперь, а?
Толик в это время на удивление неумело намазывал
масло на кусок горячего хлеба: масло плавало по ломтю и
капало на стол.
61
– А что, граждане, ведь Василий Семенович прав, – со
значением проговорил он, приняв чересчур серьезное, не
очень естественное для него, выражение, – давайте бросим
его.
– Давайте, – согласился Юрий Евдокимович, – вот
напьемся чаю и пошлем его к чертовой бабушке…
Нефедов на мгновение растерялся, и они прыснули со
смеху. Виктор, к тому же, захлебнулся чаем и потом долго
со слезами откашливался.
– Ну, вас, с вашими шуточками…
Но смеялись не от шуточек, которые и не были столь
остроумны, а от хорошего настроения, от особого теплого
расположения друг к другу. Потом, просмеявшись,
напротив, некоторое время молча и осторожно
прихлебывали горячий чай.
– Знаете, ребята, – заговорил Нефедов, зараженный этой
молчаливой и оттого еще более дружеской атмосферой,
надеясь, что его растроганно заблестевшие глаза, отнесут
на счет горячего чая, – я не могу освободиться от
ощущения нереальности. Лишь отвернусь от окна, как мне
начинает казаться, будто я в своем времени, а вы просто
знакомые или друзья, зашедшие на чашку чая. Мне даже
легче поверить в более фантастическую ситуацию, в то, что
это я в своем времени, а вы – пришельцы из будущего у
меня в гостях…
– Увы, увы, – сочувственно проговорил Юрий
Евдокимович. – теперь у нас и фантасты перестали
заикаться про обратимость времени.
– У тебя чувство нереальности, – добавил Виктор, – а
для нас факт существования человека из прошлого уже
норма. Мы к этому так долго шли, что привыкли.
– Я еще вот о чем хотел спросить, – робко произнес
Нефедов, – моя жена, понимаете…
Он замолчал, подыскивая слова, чтобы удобнее
изложить просьбу.
62
– Мы понимаем твои чувства, – вздохнув, сказал Юрий
Евдокимович, – но, видишь ли, твоим воскрешением мы
занимались более пятидесяти лет. Вот почему, кстати, мы
не можем так просто отвернуться от тебя. Внешне мы
встретили тебя очень сдержанно, но на самом-то деле, от
того, что ты вот так просто можешь заварить свой чай,
спать, думать о чем-то своем, выбегать на зарядку, от того,
что ты сейчас такой, каким в точности был когда-то, и в
том числе, вот с этой печалью по жене, – от всего этого по
нашей цивилизации идет гул ликования. Причем, знаешь
ли, такой сдержанный, осторожный гул: твое
восстановление настолько крупная удача, что все бояться,
как говорили у вас, сглазить. И теперь дальнейший этап
нашей программы – это восстановление сразу крупного