Не бойся тёмного сна

упражнения безукоризненным «солнышком», Нефедову

53

расхотелось выходить: среди них он будет хиляком, тем

более что этим спортсменом, оказался Виктор. В это время

краем глаза он заметил, что ниша сиренево засветилась. На

пакете, который Нефедов взял оттуда, значилась дата

изготовления: «4365 год 17 июня 7 часов 35 минут». «Что

делается, что твориться! – восхитился Нефедов. – Свежую

бы газету так получать». Судя по указанным часам и

минутам, он был сейчас самым модным спортсменом, во

всяком случае, моднее каждого из тех, кто заказал костюм

даже сегодня, но вышел на зарядку пораньше.

На воздух Нефедов выбрался без особых приключений.

Одна из дверей, как он догадался, вела не в глубь

лаборатории, а наружу. Как открываются нынешние двери,

он уже понял. За дверью оказался лифт, на пульте которого

вместе с указанием этажей был столбик символов.

Светился, конечно же, квадратик того этажа, где находился

лифт и Нефедов подивился, что этим символом был его

собственный объемный портрет. Видимо, лаборатория по

его восстановлению занимала весь этаж. Не вникая в

остальные, он коснулся самого нижнего квадратика. Дверь,

состоящая из четырех треугольников, вышедших со всех

сторон сразу, легко сомкнулась и тут же разошлась.

Нефедов уж было подумал, что сделал что-то не то и лифт

отказывается везти, как вдруг обнаружил себя внизу,

потому что вместе с дверями лифта открылась дверь на

улицу, где были видны люди. Как произошло это

стремительное, но незаметное перемещение Нефедов не

понял: казалось, лифт просто моргнул своими глазами и

все. Но, вероятно, сейчас было разумней принимать все без

объяснений.

Оказавшись среди людей, он удивился, что не может

понять их речи. Некоторые слова были вроде знакомы, но

не сразу узнавались или из-за неправильного ударения, или

из-за неизвестных слов-приставок. Большинство же слов

было просто неизвестно. Немного побродив между

54

гимнастами, людьми разных национальностей и не

отыскав Виктора, он пристроился к группе бегунов.

Нефедов предполагал, что они бегут по какому-то кругу,

однако в какой-то части этого круга, группа замедлила бег и

остановилась. Взбудораженные, разгоряченные мужчины и

женщины в промокших от пота футболках и майках стали

прощаться друг с другом. Кое-кто, не разобравшись, пожал

руку и Нефедову. Как ни было это смешно, но Василий

Семенович потерял путь к лаборатории. Он стоял,

озираясь по сторонам, когда к нему робко подошла

девушка, которая очень пристально присматривалась к

нему еще во время бега.

– Кажется, вы заблудились, – сильно волнуясь, сказала

она, – я вас провожу.

– Да, – смутившись, ответил Нефедов, – я заблудился.

Но почему вы говорите… на моем языке?

– Наверное, для того, чтобы вы поняли меня, –

засмеявшись, ответила она. – Увы, язык за то время… ну,

пока вы не жили, сильно изменился. А я знаю ваш язык,

потому что работала в группе по вашему восстановлению.

– А ребята мне ничего не сказали.

– Но зачем? У нас ведь было несколько таких групп, а

Виктор, Анатолий и Юрий Евдокимович были уже

последним звеном.

– А как вас звать?

– Мида.

– Интересное имя. А меня Василием Семеновичем.

– Я знаю.

– А ну, конечно, конечно. Значит, мне придется

переучиваться на ваш язык?

– Это не сложно. По специальной программе вы

освоите его за несколько дней. Ну, а если изучать

основательней, то я могла бы помочь. За многими словами

уже целые пласты истории. Хотя есть и очень легкие

случаи. Ну, вот, например, что такое «леттрам»?

55

– Летающий трамвай – это я уже знаю, – смеясь, сказал

Нефедов.

– Ну, вот… – разочарованно сказала девушка, – видите,

как просто. Вначале кто-то из изобретателей назвал его так

в шутку, но это прижилось. А вообще-то, наш язык – это

далеко не совершенство. Язык вашего времени был куда

выразительней. Наш язык – это упадок. Развитие техники

окончательно доконало его.

У спасительницы Нефедова было интересно не только

имя. Она была очень красива, как были красивы здесь все

женщины. У Миды была гибкая, миниатюрная фигурка,

зеленоватые глаза, длинные, прибранные с помощью

хитроумной заколки, рыжие волосы и, пожалуй, самое

потрясающее – веснушки, рассыпающиеся с носа на щеки.

При каждом взгляде, бросаемом на нее, она краснела и

смущенно отворачивалась.

– Одного не могу понять, – сказал Нефедов, – зачем

людям, которые живут не умирая, какая-то утренняя

гимнастика, какие-то упражнения?

– Да, – согласилась Мида, – физические упражнения,

как средство поддержания здоровья, нам вроде бы и не

нужны, но для нас это удовольствие. Говорят, что нечто

похожее, правда, как бы сказать с некоторой натяжкой,

произошло когда-то с сексуальными влечениями. Если

вначале они были необходимы лишь для продолжения

рода, то после, когда человек стал культурней, эти влечения

превратилось в одно из удовольствий…

Еще издали у входа в лабораторию Нефедов увидел двух

мужчин в спортивных костюмах. Высокого Виктора с его

бородкой и атлетическим сложением он узнал теперь сразу,

а Толика, низкого и чуть округлого, как его улыбка и,

пожалуй, как сама его натура, признал уже вблизи.

Нефедов сконфужено, оттого, что заблудился, торопливо

попрощался с Мидой.

56

– А мы уж потеряли тебя, – пожимая руку, сказал