Не бойтесь кобры

…К обеду в тот же день с гор вернулся Баскаков. По его настроению было видно — что-то в горах случилось.

— Как дела, сынок? — осторожно спросил его Шариф-бобо.

Баскаков нехотя ответил:

— Дела — как сажа бела.

Старый Шариф-бобо знал, что у русских это обозначает — «хуже некуда». И мысленно воздал хвалу замечательным четкам.

Начальник экспедиции спешно собирал какие-то документы. А Шариф-бобо крутился тут же, далеко не уходил. Вот Баскаков завел экспедиционный уазик, крикнул старику:

— Шариф-бобо, останься тут за хозяина. Я в Ташкент еду по делам, на несколько дней. Машину оставлю на центральной усадьбе, у Майлиева. Как только с гор вернется Халил, пусть пригонит ее в лагерь.

— Хоп, хоп, начальник, все сделаю, как сказал, — любезно заверил Шариф-бобо.

Баскаков уехал, а Шариф-бобо бегом, точно молодой, поспешил к валуну. И опять за свое — давай смотреть из-под ладони в сторону, где был виден разрыв горного кольца, где работала экспедиция.

Услышав урчанье машины, из-за глинобитного забора выглянула Раббия. И опять увидела у реки на валуне своего деда. «Что это дедушка зачастил туда?» — с удивлением подумала Раббия и направилась к нему.

Заметив внучку еще издали, Шариф-бобо придал своему лицу печальное выражение. Заговорил первым.

— Ты, наверное, внученька, удивляешься, что я глазею на те скалы. Скажу тебе, чтобы и ты знала. В эти дни годовщина нашей свадьбы с твоей бабушкой. Ровно шестьдесят лет назад это было. Полюбил я быструю, как козочка, девушку и послал к ней сватов. А она им и говорит: «Пусть жених вон из той каптархоны, пещеры, что на высоте двухсот метров в скале, достанет молодую горлицу».

Глаза у Раббии заискрились, и она воскликнула, обняв старика:

— Ой, как интересно. Дедушка, и неужели ты полез на такую страшную высоту? — Раббия тоже посмотрела в сторону скал, где еле угадывалась черной точкой каптархона.

— А как же, внученька, ведь я любил твою бабушку и не хотел, чтобы она досталась другому. Вот и выполнил ее условие. Забрался в каптархону. Только я не снизу к ней подбирался, это невозможно, а спустился на аркане с верхнего гребня скалы. Там до пещеры не более двадцати пяти метров.

— Ну и молодчина ты, дедушка! Вот за это я тебя еще больше любить буду. — Она засмеялась и побежала к реке. — Вот и я кое-кого испытаю! — озорно выкрикнула она, но голос ее потонул в шуме горных вод.

Еще через день Шариф-бобо на утренней зорьке опять направился к валуну. На этот раз он предусмотрительно закрыл спящую Раббию на замок и даже на окно ее комнаты опустил камышовую циновку. На восходе солнца он вновь произнес слова заклинания, и на четках еще на один лунный камень стало меньше.

Когда же Халил с товарищами привез стонущего Сумарокова, Шариф-бобо тут же исчез в своей глинобитке. Его лихорадило.

— О, аллах! — шептали его морщинистые губы. — Ты услышал мою молитву.

А Раббия уже помогала Халилу укладывать Сумарокова поперек лошади, ибо сидеть в седле он не мог. Через несколько минут они тронулись в путь. Халил понимал, что медлить нельзя. Нужно скорее добраться хотя бы до совхозной больницы.

К вечеру Халил вернулся в лагерь один. Больного в район, по указанию Майлиева, повез главврач кокдарьинской больницы, Раббия вызвалась ему помочь. Она и слышать не хотела о возвращении домой.

— Вот отвезу, узнаю диагноз, тогда и вернусь. Да и тебе будет спокойнее работать, — сказала она Халилу.

— Хорошо, не возражаю, — сказал юноша. — Я тебе у Майлиева лошадь оставлю, а сам вернусь на машине.

— Годится, — озорно ответила Раббия. И они расстались.

Халил, как только приехал в лагерь, поставил машину и… бегом к Шарифу-бобо. Старик вышел ему навстречу.

— Дедушка, ругаться не будете? Раббия с нашим больным уехала в район.

— Да уж не зверь же я, понимаю, раз больной человек — нельзя его бросить в беде. Мы же советские люди. Все как братья, — говорил Шариф-бобо мягким голосом. Он и сам удивился, как это у него так складно получилось.

— Ну, спасибо, дедушка, а я снова в горы.

— Что так спешно? Может, хоть чайку или молочка выпьешь?

— Некогда, дедушка, некогда, у нас аврал. — И Халил, озабоченный, сел на лошадь и тут же уехал в горы.

Через трое суток Халил вернулся с гор весь ободранный, похудевший и небритый, но повеселевший.

— Шариф-бобо, Раббия еще не вернулась? — спросил он старика после приветствия.

— Ни Раббии, ни Баскакова, сынок. Что-то нет никого.

— Ну, допустим, Баскакову еще рано, а вот почему нет вашей внучки, непонятно. — Сказав это, юноша сбегал в вагончик, переоделся и уехал на лошади в Коккишлак.

Тайна каптархоны

Проезжая вдоль берега горной реки, Халил невольно залюбовался огромной скалой в створе ущелья. Теперь он знает эту скалу, как свои пять пальцев, облазил ее всю вдоль и поперек. Вот удивятся местные суеверы, когда узнают, как проста их тайна!

В предшествующие дни он в одиночку обследовал водопад с помощью пробы, сказав рабочим, чтобы постоянно закачивали в шурф подкрашенную воду.