Не будь дурой, детка! (СИ)

И ведь, действительно, выжимала. Мотаясь между родным городом и Воронежем, проводя в дороге по двадцать часов в неделю (Даринка разлюбила летать, потому что маленькие самолеты хоть и экономили время, но расшатывали нервы почище Эльки), Горянова благодаря неусыпной заботе тетушки Ануш все больше погружалась в работу. Большой косяк при теплоотведении, который мог бы существенно удорожить строительство, вскройся он на неделю позже, после монтажно — сварочных работ, Горянова даже не усмотрела. А почувствовала. Смотрела в чертежи, потом снова почитала почвенные замеры, потом перелистала все узлы соединения коммуникаций и, наконец, излазила тот самый участок вдоль и поперек, изгваздавшись в мартовском грязном снеге, чтобы утором выдать на летучке:

— Надо переделывать сейчас! Труба СД — 342107 будет в яме после оттяжки. Веса своего не выдержит, лопнет.

Зная ее обстоятельность не понаслышке, с ней уже никто спорить не собирался, а полетели сразу смотреть. Все оказалось так, как и сказала Горянова… (О том, что в самом начале строительства о возможности проседания трубы на этом участке инженеры уже предупреждали, никому напоминать не стали… Во избежание… Понадеялись на авось… не прошло! И о том, что Петрович прорабу тоже что — то такое недели три назад осторожно говорил, услужливо замолчали.)

— Глазастая девка! — присвистнул тогда начальник второго участка, — куда только Бахметьев смотрел, сука, — а дальше загнул по — русски, то есть — трехэтажным матом.

— Она только что своему Айвазяну тыщщщ триста сэкономила… — завистливо подсчитал тогда Ицкин.

— Она нас от такого говна уберегла, а ты тыщи считаешь, — вставил тогда веское слово Александр Николаевич.

В общем, так и жила Горянова. Работала. А всякая забота о хлебе насущном была переложена на добрые плечи армянской женщины.

— Ты как мужчина живешь! — возмущалась вечерами она. — Ты уже вся пропиталась стройкой! У тебя даже духи пахнут бетоном и сваркой! Вай! Кто тебя замуж возьмет?!

— Замуж не напасть, — пыталась отвертеться Горянова

— Напасть, не напасть! — прерывала ее женщина. — А замуж один раз сходить надо! Детки должны с папкой и мамкой рождаться, в семье счастливой жить, чтобы им не хотелось, повзрослев, глупости всякие делать! Да и женщина без деток — что это?

— Хорошо! Вот закончу проект — и сразу замуж пойду!

Тетя Ануш поджимала тогда губы, складывала руки на груди и, покачивая головой, протяжно говорила:

— И как ты замуж пойдешь? Ты же всем только приказываешь! Женщина умной должна быть! Когда женщина приказывает — она уже глупая. Такую замуж зачем брать? А вот когда женщина на мужчину только посмотрела, а тот уже бежит выполнять, вот это ум! У нас Марине утром не успеет стол накрыть, а Гогенчик уже все сделал.

— Это как? — хмыкнув, интересовалась Горянова.

— А это он ночью по ее храпу догадался, что ей надо! Ииии! Ладно, иди руки мой, я уже все приготовила.

И Даринка послушно и счастливо шла к столу.

— Ты завтра снова поедешь? К семье? — этот вопрос тетушка Ануш задавала каждый четверг.

— Нет! Завтра не получится! Завтра материалы для перекрытий привезут, нужно будет проверить.

— Вай! Они скучать будут! Хоть позвони!

— Угу! — соглашалась Даринка, уплетая что — нибудь вкусненькое, и потом правда звонила, но не домой, а Ольке, называя её никак не иначе, как «мать моя» или, когда та не отзывалась, папе на сотовый.

Горянова не сообщала тете Ануш о сложностях в семье, та все равно бы не поняла. Потому что в армянских семьях всех детей любят априори, искренне и на разрыв. И непонятно будет женщине, которая детям в Англию звонит, как в химчистку, и разговаривает с ними, словно сидит за столом, неспешно, обстоятельно, что может быть все по — другому…

Иногда вечерами заходил Левончик. Стоял робко в дверях, в квартиру не проходил. Зачем приходил, не понятно, но тетушка Ануш все равно посмеивалась.

— Левончик у себя там дверей понаставлял… Приходил хвалиться…

Но Даринке творческие метания несостоявшегося дизайнера интересовали мало, и тактичная армянка замолкала, чтобы минут через пять снова поднять нетривиальный вопрос:

— У тебя точно нет армян в родстве? — осторожно спрашивала она. — Ты черненькая… И глазки у тебя большие…

— Нет! — Даринка пыталась прервать все инсинуации на корню. — У меня бабушка с примесью бурятской крови, а остальные русские.

— Вай! — огорченно всплескивала тогда руками тетушка Ануш. — А я уже вчера тебе такого мальчика присмотрела. Сын тети Шушан. Неужели нет? Вот чувствую! Есть в тебе наша кровь! Ой, есть! Армяне — самая древняя нация! Мы еще в Карфагене жили! Может, там наша кровь и твоим перепала… Вот! Ты же работящая! Серьезная! Порядочная! Самая настоящая армянка! Громкая, правда, но так ведь это до поры до времени…

И так далее, и так далее. Ежедневные размышления тетушки Ануш на тему взаимоотношения полов обычно прерывались звонком.

— Привет, далекая!

— Добрый вечер, Роман Владимирович!

— Опять слушаешь лекцию о тенденциях гендерного общения?

— Угу! Тетя Ануш нашла во мне армянскую кровь и сватает меня красивому армянскому сыну тети Шушан.

Савелов на том конце смеялся: