Не буди девочку! До утра...

«Ответ на наши молитвы посылает нам не то, во что мы верим. Ответ есть тогда, когда подсознание откликается на мысль, живущую в мозгу. Иными словами, мы сами отвечаем себе на молитву или просьбу».

Эта часть текста подчёркнута зелёным.

«Этот закон веры одинаково работает во всех религиях мира. Он и есть основной закон жизни».

— Выделено красным.

А вот тетрадь. В глаза бросается надпись, сделанная голубым фломастером: «Неотправленные письма». И далее:

Ищу давно,
Ищу одно
из слов, что так просты:
пускай расскажет всем
оно,
что всех любимей —
ты!

В скобках пояснение:

«Мамина подруга переводила стихи голландских писателей Ханса и Моники Хаген. Это из сборника».

Далее следуют строчки, напоминающие дневниковые записи.

«Я не понимаю себя. Но мне хорошо наедине с собой. Я не могу назвать себя верующей. Но Бога мне не хватает».

Глаза сыщика скользят далее:

«Я люблю тебя! Но мне кажется, что самый большой кайф — это оставаться на пороге или, лучше сказать, на последней черте. Научил собственный опыт. Когда я отдыхала в лагере, то у меня были чувства к одному мальчику. Он тоже влюбился в меня! Это было волшебно, но до тех пор, пока в какой-то дурацкой игре мы не поцеловались. И всё! Меня как будто окатило из холодного душа! Дело не в шуточках свидетелей поцелуя. Что-то исчезло. Навсегда. Всю оставшуюся смену я избегала его. А он так ничего и не понял… И в конце смены у него уже были отношения с девчонкой из другого отряда, с какой-то „школотой“».

«Значит, возлюбленный всё-таки имелся. В таком случае, почему нигде не упоминается его имя?»

Он набрал отцовский номер:

— Когда у девочки появились симптомы заболевания?

— Более года назад.

— А когда вы избавили её от «вай-фай» излучения?

— Полгода назад.

— Её личный компьютер сохранился?

— Да, Элла проводит вас и сообщит пароль.

Ещё полтора часа ушло на изучение файлов. Никаких следов деструктивных сект или сообществ. Ни одного намёка на суицидальные наклонности. Не наблюдалось и пиксельного мышления. Нет, максимум упрощения при минимуме знаков не был свойствен молодой Бондалетовой.

Из музыкальных предпочтений вовсе не тяжёлый рок, а поэтичная Хелависа. Из кино — детективный скандинавский телесериал «Мост». Сыщик задумался. Кажется, в первом сезоне там была школьница, убежавшая из дома из-за сложных отношений с матерью. Он прошерстил всё — вплоть до мемов, ибо был уверен: глобальное коммуникационное пространство стало агрессивной силой. Павел Петрович вглядывался в экран, словно надеясь среди пикселей найти ответы на вопросы.

А если всё-таки криминал? — Действовали профессионально: девушка буквально растворилась в воздухе. Неужели орудовал киллер? Белозерцева раздражало это нерусское, быстро прижившееся слово: не кровавый убийца, не «мокрушник», а неуловимый «рафинированный» исполнитель конфиденциального поручения. Но кому помешала дочка предпринимателя?

Увы, даже после этих изысканий психологический портрет разыскиваемой изобиловал чертами, мало им изученными, что внушало опасения в отношении исхода операции. «А не проще ли свернуть всё уже на первоначальном этапе?» Эту мысль Павел Петрович отверг, как проявление малодушия. Но кто знает, может, это и был голос разума?

Размышления прервал стук.

— Можно?

На пороге стояла старушка — вполне себе стильно одетая, со стрижкой.

«Прислуга?»

— Пойдёмте обедать, Павел Петрович!

Он повиновался.

Провели его не к хозяйскому столу, а в кухню. Сыщика ослепило солнце, отразившееся от блестящих стальных поверхностей. «В этом помещении лишь готовят еду». Окошко в стене для подачи блюд в смежное помещение подтверждало это. Тем не менее и здесь прослеживалась попытка добавить в пространство тёплые краски. По стене протянулся ряд декоративных тарелок с розами. Но главное цветовое пятно — зелень на подоконнике. Он не удержался и потрогал мясистые листья. И сделал вывод: «Натурал!»