Не буди девочку! До утра...

— Парочка без лишних слов плюхается на заднее сиденье. На вопрос — куда поедем — фрау всучивает бумажку с адресом. Немые, решил я, и нажал на газ. Но парочка оказалась очень даже говорящей. Всю дорогу трещала без умолку. На своём… А я знай себе на дорогу гляжу. Как говорил мой покойный батя, гляди в оба, слушай в три, а зри в корень. Но долго ли, коротко ли, доставил я их в пункт назначения. И тут… не поверишь! Мужик подаёт деньги и говорит:

— А сдачу, Лёха, возьми себе…

— Шишки-едришки! Моня! Ты ли это?

— Я, братан.

— Здесь, в Дойчланд?

— Мы здесь живём.

— А как же королевство Лесото?

— Оказалось, бывший мой однокурсник — еврей.

— Что-то не пойму, — прервал отца Эрик, — ты же говорил, что он негр, то есть африканец.

— Моня — из того самого израильского колена, которое с Моисеем меряло шагами пустыню, а потом заплутало. Может, утомились — присели где-нибудь… Ну и оторвались от основного каравана. А может решили: «Мы пойдём другим путём!» Короче, оказались в глубине Африки. А когда Израиль восстал из пепла, родная кровь и заговорила. Долгий путь на родину оказался. Короче, Моня сделался репатриантом в земле обетованной. Правда, не навсегда. Его дочка решила учиться медицине, но не на исторической родине, а в Германии. Тут к евреям отношение трепетное, так сказать, вечный долг перед богоизбранным народом. Здесь-то и случилась афро-еврейско-арийская страсть. Дочка обручилась с русским немцем, выходцем из Казахстана. Теперь у Мони подрастает внук Михаэль, которого родители зовут Мишкой.

— «Вот так, Лёха, круг замкнулся!» — сказал мне друг юности. Я хотел было спросить, что он подразумевает под «кругом», но тут фрау стала выражать нетерпение. Моня тряхнул на прощанье мою руку, распахнул заднюю дверцу…Хлоп! — Дверь закрылась. А потом… «Уе-ую-оё!» Тот самый, непередаваемый русскими буквами набор звуков, оглашавший много лет окрестности нашей с ним общаги. Веришь, я всю обратную дорогу проплакал. Вот так.

— А с этим … Моней вы больше не виделись?

— Нет, не встречались. Но я думаю, что где-нибудь пересечёмся. Германия не такая уж большая страна. Это вам не Россия.

Объявляют посадку на рейс «Мюнхен-Москва». Алексей Иванович залпом опустошает бокал. Такое он позволяет себе лишь в крайнем случае. Во всех других он на местный манер пиво смакуя потягивает, да так, что оно почти впитывается в язык.

— Ну покедова, друг мой! — говорит Алексей Иванович, протягивая руку. Эрик пожимает её, а затем порывисто обнимает отца.

«Оттаивает потихоньку! Может, мало-помалу и смирится с Марией!» — радостно констатирует тот.

ПРИЗНАНИЕ ГЛАВНОГО СВИДЕТЕЛЯ

— Валерочка, ты так здорово играл этого… — брюнетка с фиолетовой чёлкой разворачивается к своей крупнокалиберной соседке. — Судмедэксперта! — приходит та на помощь. От комплимента, а более всего от «Валерочки» молодой человек расплывается в улыбке, обнажающей скол на правом резце. Пышечка Руся нежно оглаживает свои длинные прямые волосы. Жест, подсмотренный в телике. Брюнетка Нюта тянется к артисту со своим бокалом: — За твои будущие роли! — Звук сдвигаемых ёмкостей — и троица, воздав должное напитку, с неменьшим энтузиазмом принимается за горячее блюдо.

«Всё-таки клёвые девчата у нас в цеху!» — думает Варавиков и бросает взгляд на бокалы дам: не пора ли по новой? Но товарки обнаружили умеренность в питье, предпочитая налегать на еду и ухитряясь при этом отдавать дань застольной беседе. Ну и как водится, завели разговор о внутрицеховых делах, а за ними пустились в воспоминания о первых профессиональных шагах. И тут Варавиков, приобретший статус бумажника, простоявшего не одну ночную смену, счёл уместным заметить:

— А вы, девчонки, тогда и вправду расстарались! — Его рука описала широкий жест, так что содержимое бокала дало опасный крен: — Прикололись классно! — Девчата прыснули: