Завершал документ список журнальных статей по судебной лингвистике, психометрии и психопатологии. За ним следовал список профессиональной литературы авторитетных авторов, докторов наук: “Сублимация ярости”, “Подавленная сексуальность и насилие”, “Семейная система и общественные отношения”, “Патологии, вызванные жестоким обращением”, “Преступления против общества: связь с ранней травмой” и, наконец, “Серийное убийство как миссия” – доктор психологии Ребекка Холденфилд.
Посмотрев какое-то время на это знакомое имя, Гурни промотал документ назад и еще раз перечитал, стараясь быть непредвзятым. Это оказалось нелегко. Мягко говоря, ненаучные выводы наукообразнейшим языком, непрошибаемое академическое самодовольство – все это вызывало желание спорить, как, впрочем, и все профили преступников, которые он читал до этого.
За двадцать с лишним лет работы он убедился, что иногда психологические портреты невероятно точны, иногда – чудовищно неточны, но чаще – смесь того и другого. Пока не распутаешь дело, все равно не узнаешь, какой тебе попался, а если не распутаешь, значит, не узнаешь никогда.
Сама по себе ненадежность профилей не слишком его раздражала. Раздражало то, что люди, которые их составляли и ими пользовались, в упор не видели их ненадежности.
Странно, подумал он, почему же этот профиль он так спешил прочесть, почему не мог подождать, раз он вообще так не доверяет этому делу. Может, он просто в боевом настроении? Захотелось пободаться?
Он покачал головой, досадуя на самого себя. Сколько еще бессмысленных вопросов он будет себе задавать? Сколько ангелов поместится на кончике иглы?
Он откинулся на сиденье и закрыл глаза.
Гурни вздрогнул и открыл глаза.
Часы на приборной доске показывали без пяти шесть. Он посмотрел на дом Миза. Солнце опустилось к горизонту, и дом теперь накрыла длинная тень гигантского клена.
Гурни вылез из машины и прошел к дому ярдов сто – около того. Подошел к двери Миза, прислушался. Внутри играла музыка, какое-то техно. Он постучал. Ответа не было. Опять постучал, опять не последовало ответа. Он достал телефон, поставил “скрытый номер” и набрал номер Миза. К своему удивлению, после второго гудка трубку взяли.
– Алло, это Роберт, – произнес лощеный актерский голос.
– Здравствуйте, Роберт. Это Дэйв.
– Дэйв?
– Нам надо поговорить.
– Простите, а мы знакомы? – в голосе почувствовалось напряжение.
– Сложно сказать, Роберт. Может, знакомы, а может, и нет. Почему бы не открыть дверь и не проверить самому?
– Простите?
– Дверь откройте, Роберт. Я стою под дверью. Жду вас.
– Не понимаю, кто вы такой? Откуда мы знакомы?
– У нас есть общие друзья. Но вам не кажется, что глупо разговаривать по телефону, когда я уже здесь?
– Секунду, – голос звучал растерянно, тревожно. Связь прервалась. Музыка смолкла. Минуту спустя дверь осторожно приоткрылась, меньше чем наполовину.
– Что вы хотели? – молодой человек отчасти спрятался за дверь, используя ее как щит, а может, подумал Гурни, скрывая что-то в левой руке.
Он был примерно одного роста с Гурни, чуть меньше шести футов. Он был строен, с тонкими чертами лица, взъерошенными темными волосами и ошеломляюще синими глазами кинозвезды. Одно лишь портило идеальный образ: кислый изгиб рта, намек на что-то гадкое, злобное.
– Добрый день, мистер Монтегю. Меня зовут Дэйв Гурни.
Веки юноши чуть заметно дрогнули.
– Вам знакомо мое имя? – поинтересовался Гурни.
– А что, должно быть знакомо?
– По вам кажется, будто вы его узнали.
Дрожь не утихала.
– Что вам надо?
Гурни выбрал надежную стратегию – ту, которую применял, когда был не уверен, сколько собеседник о нем знает. Стратегия состояла в том, чтобы не отступать от фактов, но играть с тоном. Манипулировать через подтекст.
– Что мне надо? Хороший вопрос, Роберт. Он расплылся в бессмысленной улыбке и продолжил со вселенской усталостью человека, изнуренного артритом. – Зависит от ситуации. Прежде всего, мне нужен совет. Видите ли, мне предложили одну работу, и я пытаюсь понять, браться ли за нее, а если браться, то на каких условиях. Вы не знакомы с женщиной по имени Конни Кларк?
– Не уверен. А что?
– Не уверены? То есть, возможно, знакомы, но не точно? Я не совсем понял.
– Имя слышал, вот и все.
– А, ясненько. А если я скажу, что у нее есть дочь по имени Ким Коразон?
Его собеседник сморгнул.
– Кто вы такой? И какого черта вы тут делаете?
– Нельзя ли войти, мистер Монтегю? Это дело личное, на пороге не поговоришь.
– Нет, нельзя. – Он перенес вес с ноги на ногу, по-прежнему пряча левую руку за дверью. – Пожалуйста, к делу.
Гурни вздохнул, с несколько отрешенным видом почесал плечо и вперил пристальный взгляд в Робби Миза.
– Дело в том, что меня попросили отвечать за личную безопасность мисс Коразон, и я пытаюсь понять, сколько просить.
– Сколько… что? Я не… то есть… я… что?
– Видите ли, я хочу по-честному. Если мне не нужно ничего особо делать: просто быть рядом, не зевать, отслеживать, что происходит вокруг, – это одна сумма. Но если ситуация требует от меня, так сказать, упреждающих действий – цена будет совсем другой. Понимаете, в чем вопрос, Бобби?