— Мы вон сколько уже разговариваем.
— И всё ты про себя рассказываешь.
— А ты меня слушаешь, — она снова устроила голову у меня на груди. — Меня никто никогда особо не слушает. С девушкой одной недавно также, в ночь, разговаривали. А больше и не интересовался мной никогда никто.
Слушать я умею. Только и делаю, что слушаю, что в лесу творится.
— С какой девушкой? — спросил я.
— Так с Радой! Это она меня отправила в лес за водицей для Ракиты. Они с Радой одновременно детей родили, и у Ракиты роды были сложные. Теперь вот надо её на ноги ставить. А мужья так и не вернулись и не знают, что у них детки родились. Сыновья.
Она опять мечтательно вздохнула и снова я почувствовал укол в груди. С живым человеком ей будет лучше, чем со мной. И умения у неё для людей нужные, а тут, в лесу, они особо без надобности. Что она будет делать здесь — зверьё лечить? Прикапывать вурдалаков? Проверить бы надо, не повставали ли? Завтра пройтись. Хорошо с Гостятой, но я за эти дни из дому не выходил почти.
Рада — та самая девица, на чей зов мы с Водяным снялись Купальской ночью и помчались её жениха из лап Кикиморы вызволять. А потом, почитай, вытащили с того света. И Рада в этом много помогала. Сильная духом девица.
— Когда вернешься и Раду увидишь, чтобы водицу передать, скажи ей, что Леший её видеть хочет.
— Как она придёт к нему, Алёша!? — испугалась Гостята. — У неё дети малые, грудные!
— Двое родилось? — удивился я.
— Один её, второй Ракиты, — пояснила мне знахарка. — А кормит она обоих. Ракита то болеет тяжело.
— Ясно мне. Тебе возвращаться надо, — вздохнул я. — А ты здесь.
— Ну не при смерти она, — начала оправдываться Гостята. — Когда я уходила, ей лучше стало. Несколько капель водицы целебной, что оставалась у меня, подействовали. Пошли со мной! — она схватила меня за руку. — Алёша, пошли! Мне тебе предложить нечего. Кроме избушки у меня ничего нет Но я буду хорошей женой.
— Зачем мне твоя избушка, я этот дом сам построил, — улыбался я, смешила она меня. Но было и грустно.
— Тогда и ещё лучше сможем построить. Ты столярничать будешь — это очень мастерство хорошее!
Наверное я при жизни был столяром, а может заодно и плотником. Большая у меня страсть ко всему этому.
Но с людьми Лешему не жить на их территории. Я теперь из этого мира, из нежити.
— Я, Гостята, к людям не пойду, — ответил ей.
— Твёрдо уверен? — она головой покачала. — Поговорим ещё об этом. Давай пока спать.
Глава 14. Гостята и Кощей
Когда я проснулся, её рядом не было. Я успел почувствовать, как пробежалась по горлу тревога. Но слух у меня хороший — гремят в доме посудой. У печи Гостята, что-то с утра готовит.
Поднялся с постели, прошёл по дому, увидел там где и ожидал Гостяту. Стояла она у печи, босая, нечесаная, в одной моей рубахе на голое тело. Рубаха ей была большая, много открывала ей шею и грудь, рукава были по локоть закатаны. А волосы распущены, лохматы, за спину перекинуты.
— Ты почто нечесаная у печи стоишь? — рассердился я. — Ты же еду готовишь.
— Ни один волос не упадёт, ты не бойся, — отвечает она звонким колокольчиком. — А если боишься есть что я готовлю, я сама всё съем.
— Нет, я так не согласен, — я подошёл и собрал ей волосы со спины и плеч.
— Ты что ли заплетать меня будешь? — удивилась Гостята.
— Нет, не буду, — уложил аккуратно её космы обратно. — Посмотрю, как у моей печи Анчутка колдует.
— Кто я? — она рассмеялась. — Дома у себя я сызрани прибранная ходила. И причесанная и с платком, — она запустила пальцы в свои густые волосы. — Да тяжелы у меня косы, тянут голову вниз. Так у меня головушка болела. Только в бане и отдыхала. И на ночь не расплеталась, уж больно это моему… — договаривать не стала, а я сделал вид, что не заметил. Уткнулся носом ей в шею. В доме было прохладно, а у печи жарко. Нечесаная Анчутка вся разомлела, пока готовила.
— Ты ведовка, вот и тянет тебя ходить простоволосой, — предположил я. Сам уже подумал, что не мне, Лешему, требовать соблюдения людских приличий.
— Никакая я не ведовка, — надулась Гостята. — Знахарка я!
— Ведовка, ведовка, просто про себя не знаешь, — я не мог от неё отлипнуть. Размышлял, что лучше — тащить лохматую Гостятку обратно в постель или дождаться, пока она закончит с готовкой и меня накормит. Такой бы выбор каждое утро.
Уходить мне надо было на обход. Я уже чуял, что творится что-то в лесу, как не лешаки опять к границе из подлесков подбираются. Надо проверить. Гостяту, значит, тут оставить. Не сбежит она, пока я ей воду не отдал. А у меня и нет её.
— Мне уйти будет нужно, но я быстро вернусь, — говорю ей, наблюдая, как она шустро с посудой на печи управляется.
— Как это уйти? — Гостята пугается. Разворачивается ко мне и хватает за руки. — Меня здесь одну оставишь? А как Леший вернётся, пока тебя нет? А тут я!
— Покорми меня для начала, потом пугайся, — я её к печи обратно поворачиваю. — Заодно схожу к источнику, наберу тебе живой воды.
— Так та водица живой называется!? — догадывается Гостята.