Не было нам покоя

Она прижала ладонь ко лбу и нервно рассмеялась. Она только что дала ему совет, которому сама следовала с трудом. Он так боялся, что она уйдет, что пытался заставить ее остаться. Когда она оттолкнула Джонаса, то сделала это, чтобы он не смог уйти сам.

– Так что, если добиваться любой ценой, результат тебя не обрадует. – Она пожала плечами. – Особенно если поступать, как ты сейчас.

– Понимаю. – Он нависал над ней всем ростом Линка. – Но я не понимаю, почему я должен заставлять тебя остаться. Я же могу создать все, что пожелаешь. Быть всем, чем ты пожелаешь.

– Но это будет не по-настоящему. Ты ведь не настоящий Линк. И никогда не был. Это будет как во сне.

– Но ты любишь сны! – громче, с большим чувством воскликнул он голосом Линка.

– Но не жить же в них.

– А в чем разница?

Сквозь ткань простыней проглянул побег сон-травы. Ноэми потянула за края дыры, вытянула наружу длинный розовый пух цветка.

– Не знаю, как объяснить это кому-то, кто никогда не спит. Я не нейролог. Наверное, видеть сны – это не столько смотреть на людей и предметы, сколько заглядывать внутрь себя.

Она жестом показала на озеро под маяком.

– Весь этот мир – это ты сам, и ты создал все, что в нем есть. Все в нем – это тоже часть тебя.

– Значит, я все время сплю.

Он схватился за волосы обеими руками и прижал к голове. Стиснув голову ладонями, он забормотал и с каждым словом все больше сживался с телом. Он перестал сдерживаться, и слова лавиной хлынули наружу.

– Все, что я говорю и делаю, – все плохо, плохо, плохо. Я трава, и я деревья, и я наперстянка, и вьюнок, и мышиные кости на ветвях, а посередине я озеро, темное и холодное, и я думал, что топлю в нем других, но, может, оно затапливает меня самого.

В его чистых глазах отражалась вода – только вода. Его душа, или сердце, или стремление выжить, что бы ни значило для него озеро, простиралось без конца и края.

– Чем больше я просыпаюсь и оживаю, тем меньше надежды, что я останусь доволен. Я могу поменять день и ночь, но за небом всегда будет вакуум, который тянется в бесконечность, и его нельзя заполнить. Даже тысячами напуганных, злых, спящих девочек, не важно, сколько раз я ее проглочу, но я могу попытаться.

Он шагнул к ней, но сразу же отступил обратно.

– Ты бы жила здесь, пока я не перестал понимать, где заканчиваются твои сны, где заканчиваешься ты сама и начинаюсь я, как дождь, падающий в озеро, и все это вода, вода, вода. Не было бы отдельных частей, просто одно и то же тянется бесконечно, и я бы не был один. Не совсем. Но на самом деле… – Он вздохнул и вздрогнул всем телом, словно, попробовав воздух, он больше не хотел с ним расставаться. – На самом деле… я не хочу.

Он моргнул, удивляясь, что она еще здесь. Его напугало выражение, с которым она слушала его слова. Ноэми переступила через пруд и дотронулась до него, обхватила руками. Его тело осело, словно он вот-вот растворится в воде.

– Пойдем вниз, – сказал он, и она его отпустила. – Я не остановлюсь и буду спускаться дальше. Я открою люк в полу и сползу по лестнице, которая ведет к самому глубокому месту, ниже, ниже, ниже. Там я побреду по воде в дальний конец туннеля, где я не увижу, как ты уйдешь.

Она кивнула.

– В зале есть кровать, которую я для себя сделал. Не знаю, что станет с моим маленьким телом, когда я пойду спать. Я буду спящим лесом? Или трупом мальчика под озером? Не знаю, важно ли, кто я такой, когда я сплю.

– Я думаю, важно, – сказала она.

Они вышли на лестницу.

Гребля

Я пришла сюда первой.

Мне приснилось, что я стояла в башне и она развалилась. Башня находилась посередине озера, и я подумала, что теперь и оно тоже исчезнет и я смогу уйти отсюда домой. Этого не случилось. Я сидела на руинах маленького домика и смотрела на лодку, что качалась на волнах вдали от берега. Я подумала, что могу подплыть к ней, а потом залезть внутрь, догрести до другого конца и выйти из леса, который держал меня в заложницах. Но мне больше не было видно другого берега. Я подумала: может, так будет лучше для всех, если остаток дней я проведу у разрушенного маяка на острове, который никто никогда не найдет.