Не бывать богатырям бобылям

хоть и грозен взгляд, хоть и ус в вине,

ай и посеку то, что не по мне,

но за плутов князей я не прятался

и на бабской доле не сватался,

да словами не грешил,

а на ворога спешил!

Эх, Россия-мать, — песни ей бы слагать.

Два раза не умирать,

а один раз помру так помру,

слава вечная мне к лицу!

Слава вечная,

человечная,

не во каменных плитах отлита,

а в сердцах смутным чувством разлита:

не ври, не воруй,

враг пришёл — так воюй!

Подвиги Соловья Будимировича

— Что вы смотрите, други-недруги,

чего душу мою мозолите,

рты раззявили непотребные,

пошто коней своих холите?

Одевайтися, собирайтися,

поехали-те силушкою мериться,

боевым духом обмениваться,

челами биться, помирать ни про что!

— Да за что ты, Соловей Будимирович,

над нами так изгаляешься,

от силушки своей маешься!

Зачем умирать нам зазря,

али сила тёмна пришла?

— Да нет, не пришла. Просто негоже

воинам по пирам сидеть,

силу молодецкую пропивати.

Надо б в поле чистое лететь,

удаль молодецкую тренировати!

Приужахнулись мужики, притихли,

что было в прошлый раз вспоминают:

Соловей Будимирович

погубил десять тысяч ребят,

вот чёрт окаянный!

— Ой не мозоль мне душу, земля-мать,

я хочу да требу воевать!

Токо где найти ту «рать на рать»,

если все пьют горькую сидят?

— Будимирович да наш ты Соловей,

ты присядь, поешь, попей:

пир почёстный идёт!

Эх дурной мужичий род,

Соловей присядет да поест, попьёт,

захмелеет, а захмелев, осмелеет

да без боя и поножовщины

передавит, перемнёт

весь великий Новгород!

А мы хвалу ему споем,

так как в Житомире живём.

Наш воевода

— Наш воевода самый красивый!

— А народ говорит, спесивый.

— Нашему воеводе ничего не страшно,

татара потоптал: тьма!

— Ага, и бабы ваши

от него без ума.

— У Илюшеньки-воеводушки

руки аршинные.

— И как колодушки,

ножки не длинные.

— Коренаст, не спорим,

зато плечист.

— И языком доволен,

уж больно речист!

В общем, гуси-лебеди полетели,

пока хвалу воеводе мы пели.

Гуси-лебеди крылами махали,

нашу песню с собою забрали.

И разнесли по белому свету:

лучше Илюшеньки нету

имени для мальчугана!

Беги, Илюшенька, к маме,

вырастай большой да могучий,

и будешь ты Муромца круче!

Богатырь Алёша

Алёша богатырь самый молоденький!

Он по реченьке нейдёт,

идёт по броденьку.

Он и спит, что не спит,

глаз открытый свербит.

Он и матерью с отцом обласканный,

говорят они ему очень ласково:

— Береги себя, сын,

ты у нас пока один,

тебе всего лишь двадцать лет,

да и стынет твой обед!

А как жить молодым,

когда ты несокрушим,

когда тебе лишь двадцать лет,

а в душе ты старый дед?

А «старому деду»

на то ответа нету.

Надо в поле воевать,

силу, удаль прожигать!

Надо в бой идтить,

чтоб года свои ложить

на меч да на копьё.

Сколь осталось там ещё?

А как домой воротимся,

так не наглядимся

на башку свою седую,

молоду-молоду-молодую.

И мысли, как у ребёнка:

— Не сгорит ли родная сторонка?

Богатырь и Сила Сильная

— Ты покуда, воин, скачешь?

— Покуда умом не тронулся.

— А куда путь держишь, не скажешь?

— На Кудыкину гору.

— Понятно.

— Понятно, так и проваливай!

— А ты меня идти с собой не отговаривай.

— Вот чёрт чумной привязался!

— Ты, рыцарь, сам в любови мне признался.

— Когда ж это было?

— Сам сказал, хочу, чтоб сила меня любила;

вот я и есть твоя Сила могучая!

— Что за зараза скрипучая

за мной увязалась?

Хочу, чтоб ты отвязалась!

Как сказал, так и стало:

Сила сильная от него отстала.

Стало плохо герою сразу,

пошёл искать на себе заразу,

лопнул блоху, две.

— Всё не то! Что за тяжесть во мне? —

развернулся, домой поскакал.

Забыл, покуда скакал.

А дома жена с пирогами,

тесть с ремнём да тёща с блинами.

Хорошо! Да так хорошо, что больно.

Не думал воин о воле вольной

больше никогда в жизни,

Кудыкину гору не поминал,

он и так всё на свете знал.

А силищи лишней нам отродясь не надо,

нам со своей нет сладу!

Иди, Добромир, махайся

Добромиру дома сидеть было плохо,

о «Вавиле и Скоморохах»

читать уже надоело.

Не наше бы это дело

махать кулаками без толку.

Но если только…

на рать, пока не умолкнет!

Выйдем, мечами помашем,

домой поедем с поклажей:

копий наберём браных,

одёж поснимаем тканных

с убиенной дружины.

Ну что же вы в горе, мужчины?

Не плачьте по сотоварищам мёртвым,

они рядком стоят плотным

на небушке синем-синем,

и их доспехи горят красивым

ярким солнечным светом!

Оттуда Добрыня с приветом,

Вавила и Скоморохи.

И тебе, Добромир, неплохо

там в общем строю стоится.

Дома тебе не сидится?

Не сидится, бери дубину!

И про тебя напишут былину.

Как Добрыня Никитич в Ростов за пловом ходил

Дело было почему-то в Ростове.

Пошёл Добрыня туда за пловом,

там восточное блюдо научились готовить.

Грех не попробовать, а попробовать стоит.

Попёрся во двор к ростовскому княже:

— Кто меня пловом обяжет?

Ну, пловом не обязали,

а повязать, повязали.

А как повязали, плачет:

— Я пожрать пришёл, а вы так, значит?

— Ах, пожрать он пришёл! А мы то глядели:

гора прёт! На всякий случай оковы надели.

Развязывай его, ребята!

Плов готовь, Добрыня невиноватый.

Лиха беда: лишь начало.

Мы, ростовские, хлебами встречаем

(ну если не сразу, то позже)

и угощаем пиром почёстным!

А у князя глаза соловелые,

щёки от вин раскраснелые,

брюхо откормлено.

И дочка его помолвлена

за купца непростого,

за Тугарина-змея плохого.

Князю эта женитьба не нравится!

Ведь Тугарин всё время буянится: