И только сейчас понимаю, как она была права.
Своей дерзостью я всколыхнула в Антонове что-то необузданное. Дикое и первобытное. Заставила его зрачки всколыхнуться адским пламенем.
– Он лучше тебя, Антонов. Во всём.
Медленно повторяю, представляя перед глазами статную фигуру Артура. Пытаюсь изобразить на лице сладострастное выражение лица.
Муж подходит практически вплотную. Впечатывает меня в стену своим накачанным прессом. Яростно дышит так, что кипенно-белая рубашка вот-вот треснет по швам на мощной груди. Прищуривается.
– Ты стала другой, я не ошибся… Стервой. Наглой и дерзкой.
Медлит, сглатывая слюну.
– А ещё стала шлюхой. Продажной тварью, готовой вертеться на любом мужике.
Фраза бьёт наотмашь. Оставляет ожог на лице, заставляя щёки вспыхнуть румянцем.
– И я рад, что мы с тобой вместе лишь по контракту. Через восемьдесят дней я наконец-то получу развод. Стану свободным от тебя полностью.
Отшатывается. Кривит губы в ядовитой усмешке. Делает пару шагов назад, оборачиваясь ко мне. Скользит ледяным мерзким взглядом, под которым у меня внутри всё сжимается до состояния молекул.
Выплёвывает ядовитую фразу, от которой я рассыпаюсь в пепел.
– И я рад, что у нас с тобой нет детей. Ты не смогла бы стать хорошей матерью.
Сердце замирает, а на глазах выступают слёзы. Никита этого уже не видит – развернувшись на сто восемьдесят градусов, он почти бегом бежит в ванную. Хлопает дверью так, что с потолка вот-вот осыплется штукатурка.
Я скольжу спиной по стене. Опускаюсь на пол, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Прячу лицо в мокрых от слёз ладонях. Пытаюсь успокоиться.
Выходит плохо. Близость Никиты и осознание того, что мне придётся делить с ним одну постель, больно царапают по душе. Раздирают сердце в клочья, образовывая глубокие раны.
Шум воды стихает. Я поспешно вскакиваю на ноги. Вытираю лицо тыльной стороной ладони. Скольжу ладошками по бёдрам, расправляя невидимые складки на своём платье.
Антонов ураганом вырывается из ванной комнаты. Избегает моего взгляда, скидывая покрывало с кровати. Отворачивается к окну, гася свет своего прикроватного бра.
В звенящей тишине спальни я слышу его натужное дыхание. Хриплое, поспешной, сбивчивое. Как будто он очень хочет уснуть. Сейчас же. Немедленно.
Я двигаюсь в полумраке в ванную. Скидываю платье, оставшись в одних трусиках. Наваливаюсь ладонями на раковину, буравя взглядом своё отражение в зеркале. Я сама не знаю кто сейчас передо мной. Не понимаю.
С раздражением открываю косметичку, выливая на ватный диск слишком много мицеллярной воды. Начинаю водить туда-сюда по физиономии, стирая следы косметики. Выдыхаю, приказывая себе не думать о словах Никиты.
Он разозлился? Расстроился? Приревновал?
Да какое право он имеет на все эти эмоции, считая меня и наши отношения лишь контрактом?
Дрожащими руками набираю номер Юльки. Вслушиваюсь в длинные гудки, стараясь унять отчаянно бьющееся сердце.
– Да, Ник? Как там, в Сочи дела?
– Всё нормально, Юль. Решаю проблемы с поставщиками. Прошу заморозить пока контракты. На неопределённое время.
Не решаюсь сказать подруге, что заключила сделку с бывшим мужем. Понимаю, что она будет крутить пальцем у виска, припоминая все слёзы, выплаканные в прошлый раз из-за этого чёрствого мужлана.
Быстро перевожу стрелки, направляя разговор в другое русло.
– Как там видео с камер наблюдения? Выяснили что-то?
Она мнётся. Как-то странно затихает, переходя на хрип. Мне приходится поторопить её. Сказать, что тариф в Краснодарском крае просто бешеный – с нас обеих сдерут три шкуры за этот пустой разговор.
– Вероника, я сама не знаю, как так вышло…
– Ну?
Замираю с ватным диском в руках. С раздражением откидываю крышку бутылька, щедро поливая ароматной жидкостью второй ватный кругляш.
– В общем, на камерах ничего подозрительного не нашли. И никого.
– Как так?
Выпучиваю глаза, впериваясь на себя в зеркало. Понимаю, что только размазала макияж, превратившись прямо сейчас в удивлённую панду. Стискиваю зубы.
– Объясни толком.
– Я и сама не поняла. Вроде как наша камера довольно сильно пострадала – и из неё запись вообще извлечь не удалось. Но зато изъяли записи с двух магазинов неподалёку. Так вот на них – абсолютно пусто. Как будто магазинчик вспыхнул сам, без чьей-либо помощи.
– Но это же бред!
Я почти кричу, вцепляясь пальцами в раковину. Замечаю, как белеют костяшки от натуги. Пытаюсь стабилизировать дыхание.
– Пожарные при осмотре говорили, что проводка была исправна. Это – чистой воды поджог!
– Я знаю, успокойся. Будем ждать заключение официальной экспертизы. Ты лучше подумай, кто мог сделать что-то подобное? Кому это может быть выгодно?
Расстроено выдыхаю, отбрасывая грязные ватные диски на край раковины. Втягиваю носом раскалённый воздух. Оборачиваюсь, сканируя через щёлку между косяком и дверью спящую фигуру Антонова.
Да нет. Не может быть.
– Ника, ты слышишь меня? Может быть, кто-то выиграл от этого пожара? Подумай хорошенько!