Не чувствуя беды

Он рассмеялся, и мы вошли в комнату. Со всеми формальностями, не требовавшими моего присутствия, уже было покончено, и ему действительно потребовалась всего лишь минута. По дороге к такси он объяснил, почему мне пришлось так долго торчать за решеткой. Обвинение в незаконном ношении оружия, естественно, особой опасности не представляло, но против меня были выдвинуты свидетельские показания, подкрепленные материальными уликами. В результате окружной прокурор потребовал залог в пятьдесят тысяч, и так уперся, что единственное, что удалось сделать Паркеру, уломать его на двадцать. Так что от уголовной ответственности я так и не был освобожден. Когда такси пересекало Тридцать четвертую стрит, я с тоской посмотрел на западный берег реки: я не испытывал особых чувств к Нью-Джерси, но сейчас мысль о переезде в другой штат показалась мне привлекательной.

Мы поднялись с Паркером по нашему старому крыльцу, и я достал свой ключ, но 9казалось, что дверь изнутри закрыта на цепочку, — пришлось звонить. Дверь открыл Фритц Бренн, наш домашний эконом. Мы сняли пальто и шляпы.

— Ну как ты, Арчи? — спросил Фритц.

— Плохо. Ты разве не чувствуешь запаха? — лаконично ответил я.

В это время из столовой появился Вольф. Остановившись в дверях, он изучающе посмотрел на меня. Я встретил его взгляд с гордым видом.

— Пойду помоюсь, пока вы кончаете есть.

— Я уже кончил, — мрачно откликнулся он. — А ты ел?

— Да, от голода я не умираю.

— Тогда начнем.

Мы прошли в кабинет, располагавшийся напротив столовой, и он уселся в свое огромное кресло. Паркер опустился в красное кожаное. Я подошел к столу и сказал не агрессивно, но достаточно многозначительно:

— Лучше всего нам начать с конца: когда я должен проститься с вами и могу ли взять с собой револьвер? Я не…

— Заткнись! — рявкнул Вольф.

— Зачем вы меня тогда вытаскивали из-за решетки? Лучше уж я сразу отправлюсь обратно и…

— Сядь! Я сел.

— Я считаю, что ты абсолютно невиновен. Может, тебя можно обвинить в некоторой неосмотрительности, и то на нее были свои причины. — Он взял со стола листок бумаги. — Вчера пришло письмо от миссис Баумгартен. Она просит меня заняться ее племянником, который работает в ее компании. Я бы хотел ответить. Возьми свою записную книжку.

Он говорил решительным тоном, не позволявшим не только вступить в полемику, но даже задать вопрос. Я взял записную книжку и ручку.

— Дорогая миссис Баумгартен, — начал он с такой уверенностью, как будто письмо уже было написано у него в голове. — Благодарю вас за ваше письмо от тринадцатого числа, в котором вы просите о проведении расследования. Абзац. Сожалею о том, что не смогу вам помочь. Вынужден отказаться от вашего предложения в связи с получением уведомления от Центрального бюро расследований Нью-Йорка о закрытии моего частного сыскного агентства и лишении меня лицензии. Искренне ваш.

Паркер что-то воскликнул, но его проигнорировали. Я застыл, но должен признаться, что в той буре чувств, которая охватила меня, присутствовало и вновь вспыхнувшее сожаление о том, что мне не удалось присутствовать при беседе Вольфа с Крамером.

— Сейчас же отпечатай и пошли Фритца отправить. Если с какими-нибудь предложениями будут звонить по телефону, всем отказывать, называя причину. Все разговоры записывать на магнитофон.

— Называя причину, указанную в письме?

— Да.

Я подвинул к себе машинку, вставил два экземпляра и начал печатать. Мне надо было сосредоточиться. О таком повороте дела Крамер не смел и мечтать. Паркер о чем-то спрашивал, Вольф что-то кряхтел ему в ответ. Я закончил письмо, напечатал адрес на конверте, и Вольф подписал его. Я вышел на кухню, попросил Фритца отнести письмо на Восьмую авеню и вернулся в кабинет.

— Так, — произнес Вольф. — Ну, а теперь все с самого начала. Вперед.

Обычно перед тем, как рассказать Вольфу о каком-нибудь деле, каким бы сложным и запутанным оно ни было, я просто погружаюсь в атмосферу происшедшего и благодаря долгому и усердному тренингу без усилий вспоминаю все подробности и детали. Но на этот раз, после столь сильного потрясения, мне нелегко было начать, к тому же требовалось не только вспомнить все, что говорили дословно, но и всю последовательность действий и перемещений участников дела. Только дойдя до момента, когда я открыл окно, я почувствовал прежнюю легкость. Вольф слушал, как всегда не перебивая.

Мой рассказ занял полтора часа, потом последовали вопросы, но их было не очень много. Обычно я оцениваю качество своего рассказа по количеству заданных вопросов. Если судить по этой шкале, мой нынешний заслуживал высшего балла. Вольф откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

— Конечно, это мог сделать любой из них, но я думаю, что это — Ковен, — начал Паркер. — Иначе зачем ему все это вранье? Он ведь понимал, что и вы, и Гудвин можете опровергнуть его. — Паркер хихикнул: — Я знаю вашу манеру информировать своего адвоката только о том, что вы считаете необходимым…

— Чушь. — Вольф открыл глаза. — Очень запутанно, Арчи. Ты уже думал над этим?

— Попробовал. Тут чем больше думаешь, тем больше запутываешься.