Худенькую бледную девушку он заметил не сразу. Она в своей болезненной хрупкости терялась среди перин. Лицо с заостренными чертами, впалые щеки, под глазами темные круги. Она была бы ослепительно красивой, не будь тяжело больной.
Отчего-то стало жаль ее. Судя по обстановке, куче безделушек, дорогим тканям, о ней заботились, но… Впервые за много лет юноша почувствовал себя счастливчиком.
Отсутствие суетящихся вокруг врачей могло говорить лишь о том, что все безнадежно.
Глубоко задумавшись, он не сразу понял, что девушка уже некоторое время за ним наблюдает. Чуждые черные глаза хмуро его разглядывали. Они обежали его с ног до головы, не упустив ни заполненную чужими вещами сумку, ни ворох отмычек на железном кольце.
На секунду от ее колючего взгляда ему стало страшно. Дом был абсолютно пуст, и девушка была слаба как котенок, но именно он чувствовал себя дичью.
— Уходи, — хрипло бросила она и прикрыла глаза.
Страх, железными тисками обвивший его сердце, заставил его не просто уйти, а бежать сломя голову.
Ганибал с доктором вернулся к вечеру следующего дня. Он торопился как мог, боясь надолго оставлять Агату без присмотра. Седой лекарь, к счастью, старался не медлить, видя беспокойство нанимателя.
— Ее комната наверху. — Кузнец указал на лестницу, не дав пожилому мужчине даже отдохнуть с дороги.
— Ведите, — не стал спорить доктор.
Агата оказалась ровно там, где ее и оставил Ганибал. Было заметно, что она так и не вставала и, хуже того, не съела ничего из приготовленного для нее. В душе зашевелился страх — вдруг опоздали?
Старик долго возился вокруг девушки, осматривал, ощупывал, прослушивал.
— Давно она в таком состоянии?
— За последний год стало совсем плохо.
— Вы не сможете ей помочь, — вздохнул доктор. — Она слишком истощена.
Ганибал задохнулся вздохом. То, что много лет назад начиналось как возврат долга, стало его жизнью. Он прикипел к девочке душой, словно к родной дочери, и приговор доктора стал для него болезненным ударом.
— Есть только одна возможность — ищите ее истинных родственников.
Кузнец напрягся, его нервы вытянулись в струнку, кулаки сжались, готовые крушить опасность для Агаты.
— Успокойтесь, — ни капли не испугавшись, сказал старик. — Это не первый демоненок в моей жизни. И я прекрасно знаю, о чем вы сейчас думаете, но это лишнее. Лучше скажите, сколько лет вашей воспитаннице? Двадцать пять? Верно?
— Да, — хрипло выдохнул Ганибал.
Он словно сдулся и постарел за несколько мгновений. А еще почувствовал небывалое облегчение от того, что с кем-то можно поделиться своими тревогами.
— У нее мало времени. В двадцать пять девочки-демонесы становятся девушками и уже не могут обходиться без родной демонической энергии.
До этого разговора Ганибалу и в голову не приходило задумываться о таких вещах, как взросление женщин. Он понятия не имел, бывает ли у его подопечной женское недомогание. Кто бы мог подумать, что это обстоятельство может быть таким важным?
— Ей нужен другой демон, — вынес вердикт доктор. — Иначе никак. Мужчина, женщина, родственник или нет — не важно. Ей нужно создание, родственное ее сущности.
Ганибал схватился за голову и застонал. Как быть?
— Я так понимаю, связи с ее родственниками у вас нет.
— Нет. Да и не признают демоны полукровок.
— Тут уж от конкретной семьи зависит, но в целом — да. Чужую полукровку не признают, — вздохнул доктор. — Вот что мы сделаем: я пока в городе останусь, посмотрю, чем богаты местные аптеки. Может, лекарствами ее поддержим. А вы пока хорошенько подумайте — и, возможно, найдете выход.
Загоревшаяся надежда окончательно погасла в глазах кузнеца. Не знал он ничего о той женщине, что погибла по его вине. Теперь уж ничего не исправить.
Через две ночи воришка набрался храбрости (или глупости) и вновь стоял у кровати больной девушки. Он и сам не мог понять, почему эти печальные глаза так манят его, но не мог противиться их зову.
Он прекрасно знал, что хозяин дома вернулся, и потому пытался быть почти неслышным.
— Привет — шепнул ночной гость.
Агата посмотрела на него осуждающе, но промолчала.
— Я тебе цветы принес, — кивнул он на букетик из редкой красоты растений. Он не стал скупиться и честно купил его на рынке у заезжего торговца — на деньги, вырученные от продажи нескольких ножей, что стащил из хозяйского кабинета.
Только сейчас он подумал о том, какой нелепый поступок совершил. Цветы вызовут множество вопросов, и если девушка не рассказала о ночном воришке, то теперь ей все равно придется объяснить, откуда в ее комнате взялся букет. А раз так, то была не была.
— И… и подарок, — заикаясь от неловкости, продолжил мальчишка.
Золотой медальон, который они с братом не успели продать, раскачивался, свисая с пальцев.
— Зачем? — тихий вопрос.
— Ты грустная. Мне захотелось тебя порадовать.
Глупое, трижды глупое объяснение, но сказанного не воротишь. Потому он решил, что лучше молчать. Больше не говоря ни слова, воришка сделал шаг к кровати и аккуратно застегнул замочек на шее девушки, позволив кулону спрятаться за вырезом ночной сорочки.