Не чужие дети (СИ)

– Не нравятся тебе мои истерики?! Мне тоже много чего не нравится! И больше всего то, что ты определиться не можешь!! Что это значит?! Какого дьявола ты лезешь в мою жизнь?!

– Твоя жизнь принадлежит мне.

– Что?

Я чуть не поперхнулась собственной злостью. Что он о себе возомнил?! На мгновение внутри воцарился штиль, а в следующую секунду ярость вырвалась настоящей бурей.

– С какого лешего моя жизнь принадлежит тебе?! Ты сам говоришь, что у нас фиктивный брак! Что я никто и звать меня никак, что…

Живот потянуло резко и сильно, тошнота подступила так внезапно, что рот наполнился слюной.

– Как бы там ни было, ты – моя жена. Какой у нас брак, знаем только…

Его голос стал далёким. Я перестала разбирать слова, сосредоточилась на себе, но слышала голос. Жёсткий, похожий на металлические прутья. Вдох-выдох, вдох-выдох. Но это не помогало.

Прикрыв рот рукой, я бросилась прочь из кабинета. Голова кружилась, от слабости выступила испарина. Упала на колени перед унитазом, и меня сразу же вывернуло. Потом снова. Живот не отпускало, а из глаз катились слёзы. Сердце стучало в висках, руки тряслись. Приказала себе успокоиться, дышать размеренно, но это не помогло.

– Сеня…

Я замотала головой, борясь с новым приступом. На спину опустилась тяжёлая ладонь. Миша собрал мои волосы в руку, убрал с лица. Желудок скрутило, вслед за спазмом я закашлялась и закрыла глаза. Надо просто дышать, вот и всё. Вдох-выдох, вдох-выдох…

– Кажется, всё, – выдавила я и попыталась подняться, но сил не осталось.

Молча Миша подал мне салфетки и, когда я вытерла рот, сам поставил на ноги, будто я ничего не весила. Глаза его были тёмными, а взгляд мрачным. Я положила ладонь на живот. Сердце успокаивалось, стоящий в ушах гул стихал. Снова сверху вниз, но другой взгляд и другие глаза. И то самое ощущение, что я – маленькая и неразумная, а он – сильный, надёжный, способный защитить.

– Когда ты собиралась мне сказать? – спросил муж глухо.

Я облизнула пересохшие губы. Соображала плохо, но вопрос был проще простого.

– О чём?

– Сама знаешь. Ты вообще собиралась мне говорить, Есения?

Я опять прошлась по губам языком. То ли слова кончились, то ли язык распух. А Миша так и смотрел. Слабость отступала – возвращалась злость. Как всё просто! Не сказали ему, обидели!

– Тебе же не нужна ответственность. Ты не хочешь детей, семью не хочешь. Ты вообще ничего не хочешь, Азаров! Ты швыряешься людьми, как хламом!

– Когда ты узнала, что беременна?

– Да какая разница, когда?! – процедила я, высвободилась и, толкнув его, вышла из ванной.

В коридоре голова снова закружилась, накатила слабость. Я привалилась к стене. Миша встал напротив, на расстоянии метра.

– Какой срок? – спросил сдержанно, с холодом.

– Что тебе срок? Аборт я делать не буду, не мечтай!

– Какой у тебя срок?! – прорычал он, надвигаясь.

– Не твоё дело!

– Не моё?! – гаркнул он. – Может, и ребёнок не мой?!

– Может, и не твой, – прошипела я. – У нас фиктивный брак. Раз тебе можно делать, что ты хочешь, мне…

Кулак Азарова врезался в стену возле моей головы с такой силой, что подпрыгнула декоративная маска. Секунда, и она вообще слетела на пол. Муж буравил меня взглядом, по его напряжённым скулам ходили желваки.

– Ты не ответила. – Его вкрадчивый тихий голос пробирал до костей. – Какой у тебя срок, Есения? Ты собиралась говорить мне, что беременна? Отец ребёнка я?

– Слишком много вопросов. – Я упрямо вскинула голову и ответила ему прямым взглядом. – Но на один я отвечу – да, отец ребёнка ты. У меня нет привычки прыгать из койки в койку. И знаешь, что? Я бы никогда не спала с тобой, если бы мне было всё равно. Для меня кольцо на пальце – не украшение.

Желваки выступили ещё сильнее, вены на шее и широких запястьях мужа надулись. Живот ныл, и я опять накрыла его ладонью. Словно могла хоть так защитить своего ребёнка.

– Я ответила. А теперь ответь ты. Помнишь, в домике я спрашивала тебя, чего ты боишься? – спросила тихо. – Почему не хочешь брать на себя ответственность за чью-то жизнь? Почему это тебя так пугает? Ты что, боишься, что придётся ограничить свободу? Или что детьми не пошвыряешься, как ты это любишь делать? В чём проблема, Азаров?

Местечко под моей ладонью стало тёплым, а боль отступала. Никому не дам в обиду свою… нашу кроху. Сейчас мысль об аборте, еще с утра казавшаяся разумной, стала дикой. Я не знала причин, заставивших мать Миши отказаться от него, но если бы она избавилась от своей крохи, моей бы не было. И Миши бы не было.

И нас бы не было.

– Я не сказал тебе, что боюсь ответственности, – наконец нарушил молчание Миша. – Ответственность меня не пугает.

– А что тогда? – спросила едва слышно.

Миша погладил меня по бедру, медленно поднял ладонь и положил поверх моей. Второй дотронулся до моего плеча и долго смотрел в глаза. Его взгляд пробирал до мурашек, как и сама близость. И ещё запах – он проникал в меня, исцелял, и в то же время было страшно от силы собственных чувств. Нельзя до такой степени любить, но иначе я не могла.