Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

"Чьё её?" Уж не о ней ли, выдающей себя за Джебраила, - ангела в женском обличье! - они толкуют? А те: - Отныне мы твои друзья, пусть он попросит ангела, ведь только ты его понимаешь! Но там, за дверью, куда его силой втолкнули, - женщина, которую недавно видел, и они говорили о просьбе мекканцев: невзрачная на вид, съёжилась комком - неужто от её воли зависит жизнь Мухаммеда? И тут за дверью раздался истошный верблюжий, будто вели на убой, рёв, ему стал вторить рёв другого, третьего - целое стадо верблюдов ревело, и Мухаммед отчетливо различал человечьи голоса в этом оглушающем рёве, и так странно было их смешение.

53. И дом их - пустыня

Новый удар: смерть Хадиджи! Даже смерть первенца-сына, Касыма незабвенного - тяжела была потеря, незаживающая рана, но горе с ним все годы делила Хадиджа; а тяжесть её ухода разделить не с кем, а одному не вынести. Начался новый отсчёт времени: до и после Хадиджи. И день первый, когда смерть, вчера казавшаяся неизбежной, и ждали все, что явится Азраил, чтобы душу Хадиджи забрать, отступила, - не богиня ли Манату, тайная вера в которую так и не оставляла жену, заступилась? Даже уверовав в избранничество Мухаммеда, она навещала храм богини и, дотронувшись до деревянного основания фигуры, глядела на зачёсанные её волосы, одежду, покрытую тонкими пластинами золота, дар её второго мужа храму. Костью инкрустированы глаза богини, открытые части лица, ног и рук, и по желтоватому цвету было впечатление живой человеческой кожи. Чтобы дерево не высыхало и не увлажнялось, что могло привести к порче пластинок, желобок в полу вокруг фигуры в храме наполнялся оливковым маслом.

Последний день перед её смертью - Хадиджа была ещё жива! Он говорил ей, веря в изрекаемое, что выздоровеет она. Но ты всего лишь простой смертный, не забывай о том, Мухаммед! И они соберут близких, как бы ни буйствовали недруги. Мы с тобой недавно подсчитывали, Хадиджа, ведь скоро исполнится ровно дважды по двенадцать лунных лет со дня свадьбы нашей! По мере того как Мухаммед говорил, румянец у неё на щеке выступил, губы порозовели, и она даже - особый взгляд такой, тёплый и завлекающий - поправила его, уточнив: Со дня нашего сватовства, а не свадьбы. Точнее... - порозовели щёки, стыдливая, почти девичья краска, - с того дня, как я влюбилась в тебя и решила, что непременно ты будешь мой, нестерпимо хотелось замуж за тебя! В тот день пришли её проведать, будто предчувствуя скорый конец, Осман и Ругийа, и Али здесь, дочери, подруга давняя Нафиса, с трудом передвигается, и с ходу: "Ты не торопись, - Хадидже говорит, - сначала меня проводи, а потом как богам угодно будет!"

Абу-Бакр со всей семьёй, такое случалось редко, пришёл; старший сын Абдулла показался и тотчас - на улицу, младший Мухаммед прилип к пророку, точно определил себе судьбу его телохранителя, с матерью рядом - дочь Асма, скоро выйдет замуж за двоюродного брата Мухаммеда Зубейра, купили в Бахрейне ткань в красную полоску на два свадебных платья: для Асмы и... Айши? - ещё мала! Принесли показать Хадидже, от болезни отвлечь; Айша, любимица Абу-Бакра, к отцу жмётся, не оторвать. Куда она пристально смотрит? На серьги Хадиджи!.. Больно было лежать, сняла, положила на подушку, золотые, с маленьким, точно глазок, рубином. Заметила, как Айша, уши недавно проколоты, ниточка белая колечком, её серьги разглядывает. "Нравятся? - спросила. Айша молча кивнула. - Дарю тебе, носи на здоровье!" Хадиджа, как вспоминала потом Айша, была весела, шутила, не скажешь, что болеет. Помнит, увидев Хадиджу, решила, что та - мать Мухаммеду: Такая старая!

Столько людей пришло к ним, хотя жили бедно, не до гостей! Не скажешь о них: Много золы под их костром!.. Хадиджа попробовала есть: все эти дни ела лишь лепёшку, запивая кислым молоком, а тут попросила мяса. Ругийа вынула из принесенного глиняного котелка, ещё сохранял тепло очага, кусочек и подала матери на блюдце.

И вдруг на рассвете, нет, он ещё не наступил, была самая тёмная пора неба, перед тем как ночи уйти, - смерть. А дальше как в тумане: день первый без Хадиджи. Двери настежь. Какие-то люди вокруг дома, внутри дома, много женщин, суета, его не пускают в комнату, где лежит Хадиджа. И невыносима боль, что больше никогда её не услышит, все говорят шёпотом, вдруг тишину нарушают громкие рыдания - это Фатима плачет, и чьи-то причитания. Сообщите Варге! - то ли подумал, то ли произнёс Мухаммед, - если даже знать, в каких краях путешествует, как известить? Труба подзорная, подаренная тому Абу-Бакром, вспоминается Мухаммеду.

И в день второй, если считать первым день, когда ещё была жива, похоронили: великий грех долее дня не предавать тело земле.

Когда хоронили... Тело Хадиджи, завёрнутое в белый саван, на дно вырытой могилы уложили, и тут у Мухаммеда затряслись губы, и перед глазами высветилось: Бисмиллахи рахмани рахим [Bo имя Aллaxa, Милocтивoгo, Милocepдного!] ! Потом явились знаки, услышалось:

Xвaлa Емy, Бoг миpoв,

Всемилocтивoмy, Милocepднейшему,

Вершителю дня Сyдного!

Teбe мы пoклoняeмcя, взывая о пoмoщи!

Beди нac пo дopoгe пpямoй,