Не делай больно

– Бабуля воспитала вас: тебя и твоих братьев. Так что даже боюсь представить ее воспитательные методы, – съязвила Маша на прощание, хватаясь за ручку чемодана, в последний раз оглядывая отца. – Знаешь, я бесконечно рада уехать от вас подальше.

Папа помог затащить чемодан в автобус, но Маша, не поблагодарив, и не попрощавшись, зашла в автобус и уселась на свое место. Пусть ворчит и говорит, что хочет, ей все равно. Она едет прочь, прочь…

Маша недоверчиво окинула взглядом бабушку. Она давно не жила у нее, она совершенно не знала, чего от нее ожидать. Бабушка, с завязанными в пучок седыми волосами, в простеньком голубом платьице и в удобных тапках стояла у деревянных ворот своего двухквартирного дома. Она приветливо улыбалась, уставившись на внучку светлыми глазами.

– Я так рада, что ты приехала ко мне, – сообщила она, обнимая.

– Правда?

Бабушка проводила ее в дом, усадив сразу же за стол.

Увидев угощения, Маша улыбнулась. Все пока что выглядело не так уж плохо. По крайней мере, бабуля все-таки собирается, как видимо, ее подкармливать.

Квартира казалась такой маленькой по сравнению с воспоминаниями детства, она словно скукожилась: и коридоры стали уже, и потолок ниже.

– Значит, он решил вот так тебя наказать за тот случай, – уселась бабушка рядом за стол, пододвигая Маше тарелки с пирогами.

– Да. Он просто не хочет меня видеть, вот и все.

– Ты не понимаешь, Машенька.

Маша сто раз слышала подобное обвинение от папы. Она ненавидела, когда ей так говорили. И почему взрослые считают, что сами все понимают? Потому что прожили дольше? И что с того? Где гарантии, что это обеспечивает умом?!

– Родители любят тебя. Родители всегда любят своих детей, даже если детям кажется, что это не так.

– В самом деле, бабуля? Почему тогда матери отказываются от своих детей? А отцы бросают их, уходя к какой-нибудь легкомысленной дамочке? Почему тогда в нашем мире столько детей без семей? Где их родители с их любовью?! Где они шляются? Чем они занимаются? Но, слушая истории, как некоторые горячо любят своих детей, думаешь, что уж лучше быть вовсе без родителей, чем с такими, которые притворяются заботливыми, но приносят лишь несчастья. Знаешь, бабуля, ему не удастся внушить мне, что я никчемная, что я неблагодарная, что я плохая. Не удастся. Я не буду ходить перед ним на цыпочках только потому, что ему кажется, будто я недостаточно хорошо себя веду. Ведь я веду себя нормально. Это с ним что-то не в порядке.

– Ты умная девочка, Маша, – серьезно отозвалась бабушка. – Я очень рада, что ты такая, какая есть. Не бойся, я не стану пытаться переделать тебя. Мне в тебе все нравится, – она улыбнулась, глядя на Машу.

– Честно? – удивилась Маша.

– Честно, – поддакнула бабушка.

– Но, бабуля, – Маша пододвинулась ближе, опираясь на стол, – прости, конечно, но почему тогда, если ты такая… – Маша задумалась, – нормальная, твои сыновья такие чокнутые? Прости еще раз, но они и правда ужасные люди.

– Ох, – грустно вздохнула бабушка, поджимая губы. – Не все, не все зависит от воспитания. Это их вечное соревнование, кто лучше, началось еще в старших классах, и до сих пор им не хватает ума его прекратить. Но я люблю их такими, какие они есть. Ведь это и есть настоящая любовь – принимать и любить человека таким, какой он есть, со всеми его недостатками, даже если эти недостатки приносят тебе боль, ранят твое сердце глубоко, так, что чувствуешь эту рану каждый день своей жизни.

Бабушка выглядела печальной. Маше захотелось обнять ее и сказать что-нибудь доброе, но это было не совсем в ее характере, и она лишь отвернулась.

– Что ж, по крайней мере, внуки у тебя удались, – усмехнулась она, чтобы тон их разговора стал веселее.

– Да, – улыбнулась бабушка, кладя руку на голову Маше.

Маша заметила, какой добротой светилось ее лицо, и ее удивила мысль о том, что раньше она принимала такое отношение без благодарности, как должное.

– Было бы так замечательно, если бы и Женечка приехал, – сказала бабушка, наливая горячий чай в кружку и ставя ее перед Машей.

– И правда, было бы чудесно. Я позвоню ему и приглашу, давай? – обрадовалась Маша.

– Давай. Вы всегда с ним ладили.

Что-то в ее голосе успокаивало Машу, хоть он и подрагивал, и поскрипывал от немолодости, но казался таким уверенным, глубоким.

Но как только Маша осталась одна, наедине с собой, она вновь почувствовала, как все ее чувства рвутся наружу.

Она медленно шла по улице поселка, разглядывая дома: старые и новые, недавно выкрашенные и с облупившейся краской, с запущенным палисадником и с аккуратными кустами цветов перед домом. Она остановилась напротив одного из деревянных многоквартирных двухэтажных домов, не понимая, как в таком можно жить. Она ни за что не хотела бы оказаться в таком, он ассоциировался у нее с муравейником, хотя она не могла понять почему. В слегка покосившемся окне первого этажа она увидела горшок, в котором стоял засохший цветок: потерявший свою зелень, он серел, страдальчески скорчился, изогнувшись книзу.