— Я читала отчет, и там ничего не говорилось о серьгах… Обязательно проверю! Между прочим, денег и телефона при ней тоже не нашли, и мы пришли к выводу, что Юлю ограбили.
— На самом деле я не об этом хотела поговорить, — сказала Анна. — Вы спрашивали о мужчинах, с которыми общалась Юля, об одноклассниках и учителях.
— Мы побеседовали со всеми, — кивнула Алла. — Преподаватели добровольно согласились пройти тест ДНК на совместимость с… плодом, ждем результатов. — Алла едва не выговорила слово «ребенок», но в последний момент спохватилась и заменила его нейтральным словом «плод». Матери лучше не думать о нем как о живом существе, которое, при благоприятных обстоятельствах, могло появиться на свет через несколько месяцев.
— Вы ведь говорили только с мужчинами, верно? — уточнила Анна. — Видите ли, я обычно расплачивалась с Юлиными репетиторами в конце месяца. Какое-то время мне, понятное дело, было не до этого, да и они проявили понимание, не стали требовать оплаты. Я не люблю оставаться в должниках, а потому на днях перечислила деньги и со всеми рассчиталась. Но Юлина репетиторша по русскому языку позвонила и сказала, что я должна ей только за два занятия, потому что два других Юля пропустила.
— А почему учительница не позвонила вам и не сообщила, что ученица не пришла?
— По ее словам, Юля предупредила заранее. Понимаете, она ведь девочка взрослая, и Галина Степановна склонна… вернее, была склонна верить ей на слово. — Алла понимала, как тяжело Иродовой свыкнуться с мыслью о том, что дочки больше нет, и говорить о ней в прошедшем времени. — Галина Степановна сказала, что в первый раз Юля ходила к врачу якобы со мной, а во второй — ее задержали после школы, чтобы переписать контрольную. Я ничего не знаю о походе к доктору, и никаких контрольных Юля не переписывала, она училась только на «хорошо» и «отлично». В последние несколько месяцев учителя отмечали, что ее активность на занятиях снизилась, она растеряла часть энтузиазма к учебе, но ни одной двойки она домой не приносила, ведь я регулярно проверяла дневник!
— Ну знаете, дети умеют скрывать от родителей неприятные факты!
— Я лично позвонила классной руководительнице и поинтересовалась, остались ли у Юли долги. Она вообще не поняла, о чем речь!
— Получается, Юля соврала репетитору?
— Да, но зачем?
— Чтобы получить в свое распоряжение несколько часов свободного времени.
— Вы думаете, в эти часы она встречалась с… с тем мужчиной?
— Анна Трофимовна, вы сами говорите, что Юлин день подчинялся строгому расписанию. Значит, она не имела времени видеться с кем-то, кто в этот распорядок не вписывался, так?
Иродова молча кивнула.
— Жаль, что Юлин телефон пропал, там могла быть важная информация!
Собеседница вдруг встрепенулась.
— Слушайте, а ведь информация о ее звонках и сообщениях есть в Интернете! Однажды у меня сдох телефон, и я чуть с ума не сошла, восстанавливая его память. Вот тогда-то Юля и сказала, что нужно держать все в каком-то «облаке»… Понятия не имею, как это делается, но она знала.
— Можем мы забрать компьютер вашей дочери?
— Конечно, присылайте своих людей ко мне на работу — я завтра возьму его с собой. Моя дочь пользовалась ноутбуком только для учебы — печатала доклады, делала презентации. А остальную информацию она хранила в телефоне.
— Наши техники разберутся, — заверила ее Алла, кляня себя за то, что до сих пор не занялась этим вопросом. Конечно же, в наш электронный век все, что только можно узнать о человеке, есть в гаджетах. Белкин изучил социальные сети, в которых была зарегистрирована девочка, и никакой полезной информации не нашел. Юля оказалась не из тех подростков, вся жизнь которых проходит в сети: она имела странички только «вКонтакте», даже на «Фейсбуке» не засветилась. Несколько альбомов с фотографиями, фильмы, любимые книги, поздравления с праздниками от друзей и виртуальных знакомых — вот, в сущности, и все, что удалось обнаружить. Возможно, с данными из телефона повезет больше?
— Дамир, как у нас дела с допросами потерпевших из приюта? — спросила Алла, едва войдя в кабинет, где уже ожидали трое оперов.
— Закончены, Алла Гурьевна. Показания задокументированы, нет ни малейших оснований сомневаться в виновности Лапиной. Остается поболтать с усыновителями, чьи имена она назвала. Охранник тоже сознался, валит все на директрису.
— Неудивительно! — усмехнулась Алла. — Отделается легким испугом, ведь он, скорее всего, к сделкам с продажей детей отношения не имел?
— Похоже на то. Хотя он не мог не понимать, что творится прямо у него под носом!
— Это недоказуемо. Лучше скажите, есть ли что-то, о чем я пока не знаю?
— Я поболтал с Анной Расуловой. Она, кажется, знала Яну Четыркину лучше других.
— По словам Лапиной, Четыркина предпочитала не распространяться о личной жизни и не сообщала о себе ничего сверх той информации, какая требовалась для попадания в приют.