Не делись со мной секретами

– Ну, ты выбрала не лучшую минуту. – Она представила разочарование на лице сестры. Такое настроение распространялось вокруг нее, как невидимый отравляющий газ. – Но несколько минут я могу уделить тебе.

– Барри сказал мне сегодня утром, что ты звонила в понедельник. Прости, – извинилась Морин.

– Почему ты должна извиняться за промахи Барри?

Наступило молчание.

– Сожалею, – быстро произнесла Джесс.

– Он всю неделю сильно болел. Был сам не свой от всех этих таблеток. Доктор боялся, что он схватил воспаление, но что бы это ни было, антибиотиками удалось отделаться от страшного ларингита. Сегодня он уже вышел на работу.

– Рада, что он чувствует себя лучше. – Джесс тут же представила себе пропитанную мочой бумажку и кусочки волос со срамного места, которые она получила в письме, гадая, неужели это мог послать Барри.

– Во всяком случае, когда он уходил из дома сегодня утром, он вспомнил про твой телефонный звонок. Я чуть не убила его.

– В твоем доме в эти дни совершаются сплошные убийства, – рассеянно заметила Джесс.

– Что?

– Итак, как ты поживаешь?

– Я? У меня нет времени болеть, – ответила Морин в тон младшей сестре. – В общем я знаю, что ты ужасно занята, но мне не хотелось бы создавать впечатление, что я не отвечаю на твои телефонные звонки. Я действительно очень рада, что ты позвонила... – Появилась опасность, что ее голос перейдет в плач.

– Как отец? – спросила Джесс, вдруг осознав, что она не разговаривала с отцом уже несколько недель, ощущая знакомое состояние вины и гнева. Вины за то, что она с ним не разговаривала, гнева из-за вины.

– Он по-настоящему счастлив, Джесс.

– Рада за него.

– Шерри очень ему подходит. Она веселит его и создает хорошее настроение. Они приходят ко мне на обед в пятницу вечером на этой неделе. Мы собираемся поставить рождественскую елку, украсить дом и все такое. – Морин сделала паузу. – Хочешь присоединиться к нам?

Джесс закрыла глаза. Сколько еще будет она обижать самых дорогих и близких ей людей?

– Конечно, – ответила она.

– Уверена?

– Звучит заманчиво.

– Заманчиво? – повторила Морин, как будто нуждалась в том, чтобы услышать подтверждение услышанного в своем собственном голосе. – Да, – согласилась она, – это заманчиво и будет здорово. Нам недостает тебя. Тайлер без конца играет с игрушечным самолетом, который ты ему подарила. И ты не поверишь, как подросли близнецы.

Джесс засмеялась.

– Правда, Морин? Прошло ведь не так много времени.

– Почти два месяца, – напомнила ей Морин, застав этим Джесс врасплох. Неужели с тех пор, как она в последний раз видела родственников, прошло два месяца?

– Мне надо идти, – сказала Джесс.

– Да, конечно. Дел у тебя, наверное, по горло. Я слышала по радио, что присяжные по делу об убийстве из самострела вчера удалились на совещание. Что-нибудь слышно об их решении?

– Пока нет.

– Удачи!

– Спасибо.

– До встречи, – простилась Морин.

– Пока, – отозвалась Джесс.

– Что-нибудь не так? – спросила Барбара, когда Джесс положила трубку на аппарат.

Джесс покачала головой, сделала вид, что изучает подшивку, лежавшую на ее столе. Почти два месяца! – думала она. Два месяца с тех пор, как она последний раз была у своей сестры. Два месяца с тех пор, как она обнимала своего племянника и нянчила грудных племянниц. Два месяца, как не видела своего отца.

Как она позволила случиться такому? Разве они не единственное, что у нее остается в жизни? Что происходит с ней? Неужели она так поглощена, так занята собой, что не замечает, как мимо проходит жизнь близких ей людей? Неужели она так привыкла заниматься отбросами общества, что не способна уже понимать, как надо обходиться с приличными людьми, любящими ее, чей недостаток заключался только в том, что они хотели, прожить жизнь по своему разумению? Разве не того же самого хотела и она – не только хотела, но и требовала – для себя самой?

Разве не из-за этого она поссорилась с матерью в тот день, когда та пропала?

Джесс вздернула голову, почувствовала, как что-то хрустнуло в плечах. Почему она не прекратит мучиться мыслями о матери? Почему она продолжает оставаться пленницей того, что произошло восемь лет назад? Почему все в конечном счете должно возвращаться ко дню исчезновения ее матери?

«Проклятый Адам Стон», – думала она; покалывание в плечах стало распространяться на мышцы спины. Он виноват в ее нынешнем недомогании. Он заставил ее раскрыться, рассказать о своей матери. Он выпустил наружу всю муку и грусть, чувство вины, которые она так долго старалась подавить в себе.

Но она знала, что в этом нет вины Адама. Он не мог себе представить, в какое эмоциональное минное поле он вторгается, когда задавал свои простые вопросы, какие нервы он затрагивал. Он не может залепить пластырем раковую опухоль, думала она, и ждать, что тем самым вылечит эту болезнь. Снимите пластырь после многих лет халатного отношения, и вы найдете неизлечимую злокачественную болезнь.