– Ну? – требовательно спрашивает мама.
Я испускаю долгий вздох, а потом рассказываю, что произошло. О случайно опубликованной гневной речи. О реакции учащихся. Об утреннем объявлении. О разговоре с доктором Гуинном.
Папа сидит за столом над своей миской риса и никак на это не отвечает, а Ким, кажется, почти готова меня пожалеть. Мама крайне возмущена. У нее ко мне куча вопросов. И первый таков:
– А почему ты не принесла
Я не знаю, как будет «тампон» по-кантонски, так что я перевела как waih sāng gān, что значит «прокладки».
– Нет, это не такие. Те, которые тонкие. Которые…
– А, эти никуда не годятся. Не пользуйся ими, а то умрешь. – Выдав мне немного пропаганды азиатской мамаши, она переходит к сути дела. – Это повлияет на твою успеваемость?
– Что? Нет, это никак не связано с оценками.
– Он напишет плохую рекомендацию, когда ты будешь поступать в вуз?
– Нет, все нормально, я просто попрошу кого-то другого ее написать.
Мама качает головой:
– Ох, Элайза. Такое пятно на репутации. Мне теперь придется звонить в твою школу? Если бы такое случилось со мной в твоем возрасте…
– A Pòh тебе всыпала бы, – перебиваю я.
– Вот именно, – говорит мама.
– Но доктор Гуинн не китаец, так что, возможно, нет никакого пятна на репутации. И бить никого не надо.
– Что? Когда такое было?
Меня ни разу не оставляли после уроков. Даже в этот раз не оставили!
– А в начальных классах ты не получила награду за гражданскую позицию, как все остальные. Ты получила только «за успехи в правописании».
Я смотрю на Ким. Та кашляет в форму W‐2.
– Я что, виновата, что я единственная получила награду, которую дают за реальные умения?
Мама игнорирует мою реплику.
– Вся эта история с выборами в «Горн»… Мы ведь, по-моему, уже говорили об этом. – Вдруг ее осеняет. – Знаешь, в чем настоящая проблема?
Я наклоняюсь над барным стулом и ставлю локти на стойку.
– Но разве тебе не кажется, что иногда женщинам приходится труднее?
– Ну, естественно, труднее, – говорит мама. – Я постоянно жалею, что я не мужчина.
Это правда. Она всегда это повторяет. Скорее всего, она мечтала быть другого пола еще до своего рождения. Мама – четвертый ребенок в семье и четвертая девочка, поэтому, согласно семейному преданию, A Gūng хотел обменять ее на мальчика. Он даже нашел неподалеку семью китайцев из Ханоя, которые не прочь были поменяться, потому что у них уже было слишком много мальчиков. Но в последний момент A Pòh передумала, так что пришлось им довольствоваться четвертой дочкой.
– Да, но может, это необязательно? – спорю я. – Может, все может быть куда лучше?
– В твоем случае все уже намного лучше, – отвечает мама. – Вот у вашего отца две дочери, но это его не огорчает. – Она поворачивается к папе. – Ты огорчаешься, что у тебя нет сыновей?
Папа, который только что заглотил остатки жареного риса, встает, чтобы помыть миску и палочки. Отвечает он кратко:
– Нет.
– Видишь? – говорит мама так, будто это решает дело.
– Но я хочу, чтобы ситуация изменилась
– И что же изменилось к лучшему от твоих выпадов? Ты только сама попала в переплет. – Мама вздыхает. – Ты ведь знаешь, что твоя мама больше всего на свете боится разговаривать с этими
Папа ставит вымытую миску на пластиковую сушилку поверх тарелок, которые мама вымыла до этого. Он пытается сбежать из кухни незаметно, но мама его ловит:
– Ты что, ничего не скажешь дочери?
Папа потирает нос.
–
–
Папа, двигаясь в сторону ванной, чтобы принять душ, смеется и передразнивает маму:
– Одни разговоры.
– Вот именно! – кричит мама ему вслед. И, обращаясь к нам, добавляет: – Он до смерти боится всего на свете, поэтому ничего не делает.
– Федеральный идентификационный номер работодателя, – читает Ким. Она берет еще одну форму W‐2 и кладет ее перед мамой. – Теперь папиного.
12
– Доброе утро четверга, «стражи»! – доносится из телевизора голос Серены Хванбо.
Я сижу на первом уроке химии, пытаясь доделать домашнее задание по математике и найти вершину параболы.
– Привет.