Не доллар, чтобы всем нравиться

– Ага. Хотя, естественно, совсем оно не слепо. По крайней мере не для всех. – Вайнона ставит локти на стол и открывает еще одну страницу, заполненную олицетворениями Правосудия. – Компания моей мамы ремонтирует здание суда на Ла-Салль Авеню, и я вчера слышала, как она спорила с кем-то по телефону, оставить ли старую фреску с Фемидой или нет. Это дало мне идею. – Подруга проводит пальцем по ложбинке между страницами. – Мама считает, что Фемида с повязкой на глазах вводит людей в заблуждение, притом что правовая система – и общество на самом деле – до сих пор дискриминирует нас по полу, цвету кожи и классовой принадлежности. А это значит, что в самой заднице оказываются чернокожие женщины.

Я повнимательнее разглядываю фотографии в книге. У большинства изображений Фемиды есть еще одна общая черта: все они белые.

– Н-да, иногда кажется, что глаза у Фемиды закрыты совсем не на то, что нужно.

– Точно, это слишком запутанный символ, и им манипулируют всевозможные организации, особенно те, которые поддерживают патриархат. Поэтому, я считаю, мы должны вернуть этот символ себе. Вернуть ее себе.

– И этого мы добьемся, если я буду изображать богиню Правосудия.

– Вот именно! В истории американского феминизма белые женщины среднего класса часто не давали высказаться цветным. По большей части черным, но и азиаткам тоже.

И это правда. Хотя американки азиатского происхождения обычно не сталкиваются с такими вопиющими проявлениями несправедливости, как чернокожие, я довольно часто чувствовала себя вроде как невидимкой, когда дело доходило до подобных дискуссий, особенно в «настоящем» мире, за пределами школы Уиллоуби, где дети иммигрантов из Азии составляют большинство. Так что, возможно, Вайнона права. Возможно, если именно я стану лицом нашего движения, это будет символично.

– Ладно, – говорю я. – Но мы оставим повязку?

– Сначала да. – Подруга рисует линию из класса мистера Шлезингера к точке в школьном дворе. Эту точку она дважды обводит. – А когда мы будем на месте, ты произнесешь большую речь и потом со всем пафосом ее снимешь. Потому что, хоть мне и нравится образ слепой Фемиды, здесь нам надо быть реалистками. В нашем мире ей надо видеть все как есть. – Вайнона одевает на маркер колпачок и многозначительно стучит им по карте. – Мы проводим эту акцию, чтобы открыть людям глаза на неравноправие полов.

Я склоняю голову перед Вайноной:

– Ты просто гений.

Она ухмыляется:

– А то я не знаю!

15

На следующий день наша группа по постановке «Макбета» должна собраться у Лена дома, несмотря на все мои попытки расстроить этот план.

– Ты ведь живешь недалеко от школы? – спрашиваю я у Серены.

– Да, я бы с радостью позвала вас к себе, – отвечает она, – но мама затеяла ремонт на кухне, и она не хочет, чтобы мы совались в этот бардак.

– А если у Райана?

– Он живет у бабушки, потому что так ближе к школе, а дом его родителей далековато. Может, у тебя?

Я пытаюсь представить этих троих у нас в гостиной: Серена изучает выцветший ковер, Райан крутится на офисном кресле, которое папа подобрал на обочине, Лен изучает застеленную красной бумагой книжную полку, где мама сделала святилище Будды, наших предков и Deih Jyú Gūng, китайского бога земли.

– Я живу на другом конце города, так что, наверное, не самый идеальный вариант.

Серена достает из сумки ключи с брелоком в виде кисточки.

– Тогда, получается, нам остается только поехать к Лену, так?

Я делаю последнюю отчаянную попытку этого избежать:

– А почему просто не собраться в школьном дворе?

Серена морщится:

– Можно было бы, если бы не жара.

И она права. В Жакаранде опять стоит палящий зной, может, даже хуже, чем в тот день, когда мы с Леном ходили в «Братаны боба». Кевин уверил меня, что пропавшего свитера у них нет. «Я тебе сообщу, если он найдется», – пообещал он, когда я позвонила.

– Ох, слава богу, что у нас есть кондиционеры, – говорит Серена, врубает его на всю катушку, и тот ревет так, будто в машине с нами сидит еще какое-то существо.

Мы собрались к Лену, и Серена предложила меня подбросить. Я была ей благодарна ровно до того момента, когда она уселась на переднее сиденье и пристегнула ремень. И теперь я наблюдаю феномен «Серена за рулем».

– Напомни, где именно Лен живет? – спрашивает она, пока мы несемся по Лемон-авеню, превышая скорость не меньше чем на тридцать километров в час.

Я трясущимися руками нахожу его сообщение.

– На Холиок Лэйн, – отвечаю я, стараясь не срываться на визг.

Я привыкла ездить с мамой, которая водит машину так, будто развозит пенсионеров по врачам, поэтому к этой поездке мне приходится… приноровиться.

– А-а, я знаю, где это. В двух шагах от моего дома.

Я молюсь (правда не знаю, кому именно), чтобы живой добраться до места, и ловлю себя на размышлениях о том, какой у Лена дом. Особенно мне интересно, больше там японских или белых черт.

– Кстати, ты слышала? – не переставая, трещит Серена, беспечно не замечая моего ужаса. – Когда президент дискуссионного клуба попытался доказать, что ты неправа насчет дискриминации в Уиллоуби, половина участников пригрозила выйти из клуба.