Не-доросли. Книга 3. Метель

К топоту двух коней примешался далёкий дробный цокот копыт идущего вскачь рысака. Глеб очнулся от наползающей поневоле дрёмы и выглянул в окно кареты, завертел головой, пытаясь уловить, откуда доносится цокот.

Да вот же он!

Всадник мчался от лесной опушки, стелился вдоль межи, и зелёная ещё рожь скрывала гнедого коня почти до самого брюха. За плечами всадника бился наброшенный нараспашку лёгкий серый редингот, над охотничьей шляпой трепетало рыжее перо.

Невзорович безошибочно определил, что всадник встретится с каретой не раньше, чем кончатся поля, если конечно, он не захочет топтать посевы. Шляхтич покосился в сторону висящей на крюке перевязи – две кобуры с заряженными пистолетами, выхватить – пара мгновений, если понадобится. Порох на полке и капсюли он проверял утром, отсыреть не должны.

Мало ли кого встретишь в этой глуши.

Минск они миновали стороной. Данила в ответ на приказание господина только насмешливо хмыкнул, но спрашивать ничего не стал – не было у него такой привычки. Не стал он и напоминать о том, что они вроде как едут в Минск для того, чтобы забрать из базильянского монастыря Агнешку – на каникулы в Волколату.

Очень удобно, что пан Довконт согласился на то, чтобы Глеб сам съездил за сестрой. Не пришлось придумывать повода для поездки в Несвиж. Пан Мицкевич был бы доволен.

Всадник поля топтать не стал («Стало быть, это кто-то из Радзивиллов и есть, или кто-то из их людей», – правильно заключил про себя Невзорович) – промчался вдоль межи, и теперь ждал у опушки, там, где заканчивалось ополье и дорога снова ныряла в чащу. Конь то и дело принимался нетерпеливо приплясывать и грызть удила – гнедому не терпелось, гнедой хотел мчаться так, чтобы ветер свистел в ушах, и земля гудела под копытами, чтобы встречный ветер бил горячим потоком, а ноздри, раздуваясь, жадно хватали воздух. Гнедой застоялся.

Глеб снова покосился на пистолеты (не поря ль достать из кобуры хотя бы один из них?), но не шевельнулся – всадник был слишком прилично одет для разбойника. Вряд ли это какая-то хитрость или засада.

Карета подъехала ближе, и Невзорович, снова высунувшись из окна, велел негромко, но так, чтобы камердинер точно расслышал:

– Данила, голубчик, приостанови ненадолго…

– Слушаюсь, панич, – отозвался Данила, ничуть не сомневаясь. Старый служака не боялся ни бога, ни чёрта, не испугался бы и самих Ставра и Гавра[5], встреться они ему на дороге (хотя и память о встрече с Железным Волком была тут же – ухмылялась из-за спины пожелтелыми волчьими клыками, глядела янтарным взглядом, неотрывно и хищно-насмешливо. А тут – одиночный всадник.

Карета замедлила бег, а потом и вовсе остановилась, в точности рядом со всадником. Глеб распахнул дверцу наотмашь, вновь покосился на пистолеты, но тут же решительно шагнул сначала на подножку, а потом и в вытоптанную копытами и колёсами траву.

– Добрый день, сударь! – приветствовал он всадника. Глеб тут приезжий, к тому же верховой, похоже, старше годами, значит, ему, Глебу, первым и здороваться.

– И вам здравствовать, сударь, – отозвался всадник дружелюбно, тут же спешиваясь. Подошёл ближе, путаясь полами редингота в траве, приподнял над головой шляпу. Перо на ней оказалось петушиным.

Говорили по-белорусски, на языке, который для незнакомца явно был родным, так же, как и для Невзоровича.

Всадник тоже был молод, едва года на два старше самого Глеба. Светло-русые волосы, невысокого роста, прямой, чуть простоватый нос, волевая складка у губ, едва заметный пух, под носом, недавно впервые познакомившийся с бритвой, нависшие над глазами густые брови.

Нахлобучил шляпу на голову, глянул вопросительно снизу-вверх – это смотрелось несколько забавно, Глеб оказался выше незнакомца почти на полголовы.

– Глеб Невзорович, шляхтич герба Порай, – отрекомендовался Глеб, склонив голову и чуть краснея от того, что нечего снять в знак уважения – шляпа осталась в карете, висела на крюке вместе с сюртуком. – Кадет Морского корпуса. Не знаете ли, сударь, далеко ль отсюда до Несвижского замка? Мне нужен кто-нибудь из Радзивиллов…

Незнакомец распахнул глаза, удивлённо и весело поглядел на Глеба, хмыкнул и сказал, вновь приподымая шляпу:

– Радзивиллы в замке есть, как же без того. Я и сам Радзивилл, позвольте представиться – Леон Иероним Радзивилл, юнкер лейб-гвардии Гродненского гусарского полка. А до замка отсюда около пяти стае – вот за этим лесом он и есть.

– Не откажете ль в любезности проводить меня в замок? – Глеб широко повёл рукой к карете.

Гнедого привязали к запяткам кареты, и Леон (так его про себя немедленно начал именовать Невзорович) упал на обтянутое красной кожей сиденье напротив Глеба.

– Без церемоний, – протянул он руку Невзоровичу, как только карета тронулась. – Леон. На «ты».

– Глеб.