Не дрогнет рука.

- Я бы никогда не дал такого слова, - возразил я, - как бы я к вам ни относился. Давайте перестанем играть в прятки и будем говорить начистоту. Я знаю, в чем заключается ваше горе, и повторяю, что готов сделать все, чтобы вырвать Радия из той компании, в которую он попал. Я не думаю, чтобы он успел натворить большие глупости, но если бы он совершил преступление, у меня не дрогнула бы рука схватить его и отдать в руки правосудия, несмотря на то, что он ваш брат. Мало того, я считал бы, что это единственный верный путь к его спасению.

- Спасибо за правду, - сказала, подумав над моими словами, Ирина, - после этих слов мне легче вам верить. Ведь если бы вы действительно хотели что-то выпытать у меня, вам ничего не стоило бы дать мне какое угодно обещание. Наверное, у вас так и поступают?

- Нет, никогда! Опять кто-то налгал вам. Мы поступаем просто и честно, и стараемся доказать, что признание может облегчить участь тех, кто нарушил закон. Ведь всякое преступление рано или поздно откроется. При этом часто страх перед наказанием, боязнь разоблачений и угрызения совести бывают страшней и тягостней самого наказания.

- Вы так и объясняете это преступникам?

- Не только преступникам, но и тем людям, которые пытаются покрывать их преступления. Эти люди часто мучаются больше, чем сами преступники, особенно если честные люди, которые сознают, что, пряча от руки закона преступников, они подвергают этим подчас смертельной опасности ни в чем неповинных людей.

- Почему смертельной? - едва слышно прошептала Ирина. - Ведь убийство… это так редко…

- Не так уж и редко. Не всегда ведь убивают ножом или пулей. Достаточно в такой мороз, как сегодня, отобрать у человека шубу и костюм - вот вам и верное воспаление легких. А сколько тяжелых психических заболеваний бывает среди пострадавших, ведь это тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Ирина отодвинулась от меня, тесней запахнула свое пальто.

- Вы говорите это так, точно мой отец или брат ходят ночью и грабят людей, а я их покрываю.

- Если бы я так думал, - возразил я, - то не стал бы с вами говорить об этом. Я знаю только одно, что в вашем доме поселилась беда и вы сами не в силах справиться с ней, но боитесь признаться другим, опасаясь неприятностей и для родных, и для себя лично.

- О себе я думаю очень мало, - быстро ответила она, не замечая, что этим подтверждает в остальном мою догадку.

Тут к нам внезапно вторглась Аграфена Даниловна, посланная судьбой, чтобы дать нам отдохнуть от тяжелого, напряженного разговора. Шаркая по полу своими растоптанными валенками, она подошла вплотную и, хлопнув себя по бедрам, хриповато рассмеялась:

- Так вот из-за кого он так хлопотал! Понимаю. А мне-то и невдомек было. Печку ему, на ночь глядя, топи, полы мети. Так бы раньше и сказал, что зазнобу свою встречаешь. А то: «Непорядки! Народ мерзнет!».

Ирина с недоумением смотрела на старуху.

- Что смотришь-то? - спросила Аграфена Даниловна. - На мне узоров нет. Дай-ка лучше я посмотрю, какая ты из себя.

И Даниловна, нагнувшись к Ирине, стала пресерьезно разглядывать ее во всех подробностях.

- Ничего себе, хороша, только худовата. Ну, да жир - это дело наживное. Ротик вот тоже большеват, да и бледненькая. Зато парень у тебя - чисто картина. Всем взял - и ростом, и румянцем, одни брови чего стоят, вон какие расписные.

- Я плохого не выбрала бы, - улыбнулась Ирина, входя в игру.

Старухе только и надобно было, чтобы поддержали ее добродушную болтовню.

- Поди, и любишь ты его? - сладко прищурилась она.

- Ну как же, конечно, - наигранным тоном подтвердила Ирина. - Сами же вы находите, что он хорош. Как же мне такого не любить?

- Что же вы здесь сидите? Или квартира у вас далеко?

- Нет у нас здесь квартиры, - объяснил я. - Вот съехались с разных сторон повидаться. А поезд придет - опять разъедемся.

- Ах вы, бедные мои голубки! - умилялась старуха. - Так вы идите тогда ко мне в сторожку. Там хоть теплее будет. Я вам и чайку вскипячу.

Но Ирина, испугавшись, что игра заходит слишком далеко, наотрез отказалась воспользоваться гостеприимством старухи. Еще раз напрасно попытавшись уговорить нас, Даниловна ушла, посоветовав на прощание как-нибудь уж устраиваться на житье в одном городе.

Когда она удалилась, Ирина, точно боясь, как бы я не принял всерьез ее шутливых слов, сказанных Даниловне, сухо проговорила:

- На этом, думаю, можно и кончить наш разговор. Теперь вы со спокойной совестью можете оставить меня и идти пить чай к вашей знакомой, а я с удовольствием посижу одна.

- Не лучше ли вам самой пройти к ней, если вам надоело говорить со мной.