Не Евангелие

И вот перед лицом Сената этот сочинитель «Самодовлеющей добродетели» произносит свое знаменитое «О, времена! О, нравы!», что в нашу эпоху нередко принимают за стон в защиту нравственности.

На самом деле Цицерон сетовал, что в Риме перевелись доблестные люди, готовые зарезать Катилину в подворотне, не дожидаясь пока консул представит доказательства его вины.

«В нашем государстве, — говорил Цицерон, — далеко не редко даже частные лица карали смертью граждан, несших ему погибель. Самые известные граждане не только не запятнали себя, но даже прославились, пролив кровь Сатурнина, Гракхов и Флакка».

Катилина не сказал в ответ Цицерону ни слова. Никто не поддержал его и не возразил оратору. После этой речи Катилина уехал из Рима.

Так, не замарав руки кровью Катилины, Цицерон победил своего соперника.

Это классика жанра. Нужно ли говорить, что очернительство, это самое ходовое средство в борьбе с врагами или просто конкурентами?

И это очень эффективное средство, как, впрочем, и другие такие же безнравственные средства достижения превосходства.

Это возможно потому, что в человеческом обществе место борьбы за высокое положение, это конкуренция за завоевание, как говорит Зимель, расположения третьей стороны. Эта третья сторона, — сюзерен во всех смыслах этого слова, будь то начальник или народ, который на избирательном участке выбирает себе слуг.

От этого сюзерена зависит место человека в обществе, и, значит, его судьба. И на рынке человеческих отношений каждый стремится произвести на государя хорошее впечатление и многие стремятся испортить репутацию своим конкурентам.

«Люди, жившие в обществе, — пишет Гольбах, — думали лишь о том, чтобы вредить друг другу, мечтая только о благосклонности к ним государя, который с своей стороны считал выгодным для себя вредить всем.

Вот как испортились человеческие сердца; вот где настоящий корень морального зла и той закоренелой, наследственной, заразительной развращенности, которая царит на земле».

7.7 Дружба

Это может показаться невероятным, но и дружба, воспетая, как величайшая нравственная добродетель, если не всегда, то слишком часто оказывается безнравственностью.

Мак-Клелланд, говорит, что человек хочет чувствовать себя могущественным, и есть много способов увеличить свое могущество. Например, привязанность ребенка к матери, по словам Мак-Клелланда, это тоже способ «увеличить ощущение собственной силы».

Люди, которые уклоняются от борьбы там, где следует бороться, и страдают так называемой невротической потребностью в любви, пытаются увеличить «ощущение собственной силы» добиваясь чужой любви и покровительства. Они приобретают могущество за счет помощи других людей.

Потребность увеличения силы и могущества заставляет человека обзаводиться друзьями, «которые могут поддержать, защитить, вдохновить, воодушевить», и помочь расправиться с врагами.

Об этом было хорошо известно еще Зимелю. Он не сомневался, что «наличие общего врага становится причиной сплочения множества элементов, которые ранее могли вообще не иметь отношения друг к другу, и создания новой группы».

Зиммель даже говорит, что для поддержания единства в группе благоразумно иметь врагов, что обычно и делают мудрые государи.

«Полная победа группы над ее врагами, — слова Зимеля, — это не всегда удача в социологическом смысле, так как при этом уменьшается энергия, которая гарантирует ее сплоченность, и обретают твердую почву всегда существующие силы разложения».

Монтень, описывая дружбу, привлекает все художественные средства, все художественные штампы; он напрягает всю свою фантазию, всю свою начитанность и поднимает дружбу до небесной святости. И этому небесному нет подобия на земле.

Это — пишет Монтень — «божественное единение».

Но за этим божественным нет ничего, кроме человеческого желания удвоить свои собственные силы. Монтень, соглашается с Аристотелем, что дружба, это «одна душа в двух телах».

«Удваивать себя, — пишет Монтень, — великое чудо».

Рассказывая о дружбе двух гусаков, Лоренц говорит, что «они вдохновляют друг друга на великие дела». И эти дела ни что иное, как борьба за превосходство.

«Поскольку им не может противостоять ни одна разнополая пара, — пишет Лоренц, — такая пара гусаков приобретает очень высокое, если не наивысшее положение в иерархии своей колонии».

Когда же гусь из такой пары теряет своего друга, у него «тот час пропадает какая бы то ни была готовность к борьбе». Он «перестает защищаться от своих сородичей, убегает от более молодых и слабых, и мигом оказывается на самой низшей ступени иерархии».

Мафиози всем связям предпочитают родственные, что тоже увеличивает ощущение собственной силы.

«Значение семьи, — пишет Чернявская, — заключается в том, чтобы доказать окружающим способность навязывать собственную волю».

Дружба у мафиози играет вспомогательную роль. Это, скорее, не дружба в том божественном смысле, о котором говорит Монтень, а полезные знакомства. И эти знакомства мафиози выставляют напоказ, потому «что число друзей является одним из признаков общественного влияния отдельного мафиозо или всей семьи».