— Ну хоть с собой чего возьмите! У нас вон сколько всего! — наперебой заверещали девчонки, на полном серьезе бросившись к столу. — А то и правда, приезжайте утром. И третьего кого берите!
— Посмотрим, — многообещающе ухмыльнулся Лёха, наблюдая, как на праздничном столе появляются боксы с разнообразной снедью.
— Грищенко! — рявкнул Дэн. — Юрка сейчас околеет нахрен в нашей консерве. Будем его спасать.
— Да иду, командир! — тут же подтянулся Лёха.
— Но вы подумайте! — заверещали девушки. — Первого погуляем!
— Подумаем, — отмахнулся Басаргин, выталкивая Лёху за порог. — Не гореть вам, дамы.
А девчонки тащили за ними пакеты, пытаясь впихнуть их уже на пороге и наперебой галдя, что больших мужчин надо хорошо кормить. Хотя бы в качестве компенсации.
Грищенко умудрился прихватить один, заявив с просительной мордой:
— Для Юрки.
— Мародер, — ржал Басаргин, пока они топали по лестнице.
Во дворе оказалось шумно и людно. В двенадцать похлопать петардами вывалили даже несмотря на мороз. И активно пытались приобщить к своему празднеству так, казалось бы, удачно подвернувшихся под руку пожарных.
Еле отбились.
Лёха сунул на место не пригодившийся инструмент, вручил Юрику добычу, и машина тяжело покатила со двора, заставляя расступаться людей.
Когда же на базе Дэн заглянул в диспетчерскую, Надёжкиной там по-прежнему не наблюдалось. В гордом одиночестве на стуле раскачивалась скучающая Машка, определенно с легким налетом шампанского в душе.
— Все нычки откопали или пока через одну? — проворчал Басаргин.
— Ну дык праздник же! — искренно возмутилась Машка.
— Пирогов под утро заявится — будет нам праздник. Олька где?
— Я ее погулять выпустила, пока вы на вызове. А то сидит тут вся унылая и трезвая. Прям как ты!
— Зато ты веселая за двоих, — усмехнулся Дэн и вышел. Нахрен дуру. Ясно же — нарочно Ольку отослала, чтобы самой на рации с ним повисеть. Незамысловато и предсказуемо. Короче, нахрен.
Сунулся в морг, где Лёха выкатил на стол добытое и весело рассказывал про выезд.
— Каланчу видели? — спросил Басаргин у мужиков.
Ему в ответ раздался взрыв разудалого хохота.
— Да этого раскрасавца сегодня все видели!
— Лишь бы Пирогову увидеть не повезло!
— Уже не повезет, вряд ли он к утру так отплясывать будет!
— Главное, на вызовы его не пускать больше!
— Нажрался придурок? — уточнил Денис.
— Если напишешь докладную, будешь прав! — выдал Колтовой.
— Я подумаю. Сейчас он где?
Несколько человек переглянулись и снова прыснули. А Генка вообще никогда особенно за языком не следил:
— Ну так Надёжкина на курилку пошла, а он решил сигаретку ей поджечь. Сама ж не справится.
— Ему, бл*дь, спать надо, а он по бабам, — возвел очи горе Басаргин и ринулся на поиски Оли и Каланчи.
Все на базе знали, что Жорику нельзя ничего, крепче пива, да и то лучше под строгим присмотром кого-то со стороны. Он становился невменяемым от пары рюмок. Странным образом в повседневности ему удавалось сдерживаться, но праздники нередко доставляли хлопоты окружающим. Сегодня у Каланчи, кроме общепризнанного повода, имелся и еще один. «Сейчас или никогда». И, судя по настроению в морге, эликсиром смелости Жорик заправился по полной.
Басаргину совсем не хотелось представлять, что этот идиот может отчебучить под его воздействием. Еще меньше ему хотелось думать о том, что он сам сделает с Каланчой в случае чего. В случае чего именно — анализу не поддавалось вовсе. Но степень собственного недовольства, похоже, достигла своего апогея в тот момент, когда он, не добравшись до курилки, услышал возню в районе санузла. И весьма отчетливый Жоркин прерывающийся голос:
— Ольгуня, ну все бабы как бабы, ты чего ломаешься? Я за тобой сколько гоняться буду?
— Жор, по-хорошему прошу, отойди. И не гоняйся, найди нормальную, — это уже Ёжкина-Матрёшкина отбрыкивалась за закрытой дверью. И, если судить по голосу, пока еще ее терпения хватало на то, чтобы не начать демонстрировать навыки, которые должен иметь обладатель коричневого пояса по тхэквондо, даже если он — молоденькая женщина.
— Ты меня стесняешься, чё ли? Чего гаситься?
— Не отойдешь — получишь. Я не шучу.
— Да ладно тебе! О-оль!
— Жорка!
Последнее прозвучало довольно сдавленно. Будто ее кто-то заткнул насильно. А потом Жорик взвыл. В прямом смысле этого слова.
Вою Каланчи вторил шум резко открытой двери, и взору Басаргина предстал страдалец, навалившийся на Олю и продолжающий стенать. Денис в два шага оказался рядом, оторвал Жору от Надёжкиной, недолго думая, сунул его мордой в раковину и открыл кран.
Олька стояла в самом углу, то одергивая блузку, то хватаясь за волосы. Глаза сверкали. Возбужденно или перепугано — при тусклом освещении было непонятно. Как на привидение, она смотрела на вломившегося Дениса и тяжело дышала, не произнося ни слова. Только слушала фырканье Жоры. И думала о том, что и сама бы не прочь сунуть голову под струю холодной воды. Уши закладывало от того, как ухало сердце. Но хуже всего — кожа пылала. От невыразимого стыда.