Не гореть!

— Все, все! Я остыл! — захрипел Жорик, пытаясь выдраться из Денисовых рук и захлебываясь. От его возгласа Оля едва не подпрыгнула на месте.

— Хрен тебе! — удерживал его Дэн. — Идиот! Ты что устраиваешь?

— Я не хотел! — продолжал фыркать Каланча. — Я бы ничего ей не сделал!

— Да я тебя пришибу, если ты ей что-нибудь сделаешь, — Басаргин ткнул его мордой в умывальник и, наконец, отпустил. — Иди проспись!

Жорка отлетел в сторону и ошалело озирался по туалету. То на Дениса, то на Надёжкину. В его не совсем вменяемом взгляде читался очевидный вопрос, который он и трезвым бы озвучил с детской непосредственностью. А уж пьяным, да еще и неудовлетворенным — подавно.

— Это из-за тебя, да? — сдавленно спросил он, непонятно к кому обращаясь. — Мутите?

— Мутишь здесь ты, — отозвался Денис. — Уйди отсюда нахрен и до утра не попадайся мне на глаза.

— Ну молодцы, чё! — рявкнул Жорик и вывалился в коридор.

Пока затихали его тяжелые шаги, растворяясь где-то там, далеко, в глухо звучавшей музыке за несколькими дверьми, двое оставшихся на этом клочке мира, освещенного тусклым светом электрической лампочки, молчали и друг на друга не смотрели. Куда смотреть, когда так колотится сердце?

У него.

У нее.

Зачем смотреть, если всей кожей — почти осязаемо — чувствуется присутствие рядом кого-то самого важного.

Чужими шагами они отсчитывали время, давая себе краткую передышку. А когда те смолкли, окончательно исчезнув из пространства, как исчезают секунды, оба будто ожили, вынырнув из реальности, существующей только в эти мгновения и неумолимо ускользающей по их истечении, в реальность, где из крана капает вода, а вокруг — холодный белый дешевый кафель.

Оля всхлипнула.

Денис шумно выдохнул и повернулся к ней.

Теперь внимательно разглядев и взлохмаченные волосы, и блузку с расстегнутой пуговицей, и алеющие губы. Вся она была растрепанной и раскрасневшейся. Красивой даже в своем смятении.

— Ты как? — спросил он, подойдя ближе.

— Нормально, — выдохнула она хрипловато и опустила голову, пряча лицо под завитыми прядями. Потом лицо скрыли и ладони. А она зло шепнула: — Пьяный идиот!

— Человеку романтики хочется, — усмехнулся Дэн, обхватил ее за плечи и, притянув к себе, повлек к выходу. — Пошли отсюда. А то нашли романтичное место…

— Я просто на курилку шла. Он меня перехватил и сюда впихнул, — пробормотала она, совсем не сопротивляясь. — Только не говори никому. Его ж мужики съедят.

— Не скажу, — они выбрались в коридор, и Басаргин усадил Олю на скамью у стены, сам сел рядом. — Испугалась?

Она подняла на него глаза, сейчас блестящие и, несмотря на все сказанные слова, переполошенные. Огромные, в пол-лица.

— Нет, не испугалась. Он бухой, я ж понимаю… И не сделал бы ничего, так… целоваться лез, и все.

— Будет знать, что к тебе лезть не надо.

— Сама виновата. Надо было сразу рубить, напрямую, — «как с тобой» не прозвучало, но зависло в воздухе.

— Рассказать ему про Артема? — Дэн скорчил заинтересованную мину.

Оля вдруг хохотнула. Нервно, похоже на всхлип. И горячо выдохнула:

— Ты меня опекаешь?

— Нельзя?

— Зачем тебе?

— Хочется!

— А мне что с этим делать?

— Да что хочешь делай, — улыбнулся Басаргин и откинулся спиной на стену. Оля развернулась к нему всем корпусом и медленно произнесла:

— Может, ты Машку поопекаешь, а? У нее Артема нет.

— Не люблю, когда просто.

— Денис!

— Что? Про Артема помню, целоваться не лезу, — перечислял Дэн, повернув к Оле голову. — Я вообще идеальный, а?

Олька зависла. На лице ее отчетливо читалось недоумение сродни тому, что было десятью минутами ранее написано на морде Каланчи. Только, в отличие от него, Надёжкина была трезвой.

— Идеальный, — наконец сообщила она. — Сегодня вообще ночь удивительных открытий. Пьяный Жорка, идеальный Басаргин. Интересно, что еще до утра мне на голову свалится.

— Остановись на мне и ничего не свалится.

Она закатила глаза. Предлагающий себя Денис — это что-то новенькое. Если, конечно, она все правильно поняла. Но можно ли здесь ошибиться?

Все эти два месяца! Все эти два месяца с его первого приезда в ее «имение» и по сей день она неизменно чувствовала на себе его взгляд. Настойчивый, неожиданный — именно сейчас, спустя столько времени после того, как они познакомились по официальной версии. Взгляд, от которого бросало в жар, и который не давал ей спать ночами.

Но главное даже не это. Главное — его постоянное присутствие. Присутствие и… опека — как еще назовешь-то? Она не одна. Странное чувство, впервые испытанное ею со смерти Леонилы Арсентьевны. Она не одна. Она снова не одна. Но, черт подери, все это было неправильно. Не Денис. Не должен быть Денис. Кто угодно, но не этот Басаргин, который ни одной юбки не пропустит!

Проще всего думать, что теперь он объявил охоту на нее.

Но и добычей она себя не ощущала.

Сейчас смотрела на него во все глаза и пыталась понять, чем еще он ее удивит. И вместо хоть какого-то понимания ловила себя на мысли, что попросту разглядывает его. Как тогда, в метро, когда ей было тринадцать. Глаза, нос, губы, волосы. Что поменялось?

Меняются ли люди?