Не горюй!

В тусклом свете то возникавшей среди низких облаков, то сноба исчезавшей в них луны двор Борщова казался таинственным и враждебным. Ветер, завывая, гнал по асфальту консервную банку, раскачивал фонари на столбах, ломал ветви тополя у балкона Борщова.

Коля ворочался на тахте, вздыхал. Борщов лежал на раскладушке, прислушиваясь к завыванию ветра, глядя в потолок, на котором мелькали причудливые тени. Потянулся за папиросой.

— Не спишь? — спросил Коля.

Борщов встал, собираясь идти курить к окну.

— Кури, кури, — печально разрешил Коля. — Эх, Леночка скоро приезжает…

Борщов закурил:

— Любишь?

— Конечно, она же маленькая… — грустно ответил Коля. — Афанасий, а помнишь, у нас девушка на кухне ночевала? Катя.

— Ну, — помолчав, сказал Борщов.

— Я ее сегодня встретил… шел с работы, а она на «скорой помощи» проехала… — Коля кряхтя перевернулся на другой бок. — Она, наверное, медсестрой работает… — Он вздохнул. — Эх, Клавдия, все равно я первым звонить не буду — я же мужчина…

— Эй! Эй, родственник! — раздался снизу голос Федула и пронзительный свист.

— Опять… — Коля нахмурился.

— Эй, как там тебя, выгляни! — не унимался Федул.

— Иди, а то он весь дом перебудит… — сказал Борщов.

Коля вздохнул, кряхтя, встал с тахты и, закутавшись в одеяло, затопал босиком к балконной двери, приоткрыл ее.

В комнату со свистом ворвался ветер, сбросил со стола обрывок газеты, опрокинул пустую бутылку.

Коля закричал:

— Чего?! Чего вам надо?!

— Гони еще рубль, родственник! — Федул стоял под балконом, в колыхавшемся круге света уличного фонаря, раскачиваясь из стороны в сторону, в расстегнутом и развевавшемся на ветру полами макинтоше, с взлохмаченными редкими волосами.

— Афоня мне два рубля был должен! — Федул подумал и добавил: — Нет — три!

Коля захлопнул дверь, лег.

— Родственник! Родственник! — снова завел Федул.

Борщов встал, достал из кармана пиджака рубль, протянул Коле:

— На, кинь ему…

— Не надо: он пьяный. Он выпьет и — или разобьется, или под машину попадет.

— Не попадет… На!

Напарник Федула, сидя на пустом ящике возле магазина «Молоко», читал журнал «Крокодил». Появился Борщов.

— Привет, Федул где?

— Обедает… третий день уже обедает. — Напарник снял очки, посмотрел на расфранченного Борщова. — А ты куда так вырядился?

— На похороны, — сердито ответил Борщов.

В приемном покое больницы пожилая женщина в белом халате говорила в трубку:

— Какой Кати? Снегиревой? Щас… — Она повернулась к женщине за столиком: — Тут адрес Катюшин спрашивают.

— А кто? — спросила девушка.

Женщина снова заговорила в трубку:

— А вы кто будете?.. — Девушке — Дядя он ее, генерал… приехал, а адрес в ракете позабыл…

На диске проигрывателя крутилась пластинка, бодрым голосом пели:

Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним
И отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю…

Борщов сидел за столом, уминая за обе щеки гречневую кашу с котлетами. В комнату впорхнула Катя. Сияющая, нарядная, в модных туфлях, с творожниками на блюде и банкой меда. Закрыла ногой дверь, поставила блюдо и банку на стол.

— С медом или вареньем?

Борщов подумал:

— А какое варенье?

— Клубничное…

— С вареньем…

Катя метнулась к буфету.

— Стой, — приказал Борщов. Катя замерла.

— Давай лучше с медом.

Катя вернулась к столу, зачерпнула столовой ложкой мед.

— Если б я знала, что вы приедете, я бы пирог испекла…

Она полила творожники медом, пошла к проигрывателю.

— Дормидонт, вы какую музыку больше любите — энергичную или лирическую?

— Всякую.

Катя подбежала к проигрывателю, перевернула пластинку, глянула в зеркало, поправила ленту в волосах.

— Чай будете или кофе?

Борщов снова подумал и сказал:

— Кофе.

Катя достала из буфета начатую банку кофе со сгущенным молоком, положила в стакан три ложки, посмотрела на Борщова, добавила в стакан еще две ложки, понесла кофе Борщову.

Проходя мимо зеркала, снова глянула на себя, попыталась согнать с лица радостную улыбку, но когда села напротив Борщова, улыбка снова сияла на ее лице.

Борщов отхлебнул кофе, взял творожник, подумал, положил на него еще один, как бутерброд.

— Вкусно? — спросила Катя.

— Угу.

— Мама тоже с медом больше любит. Дормидонт, а теперь вы какими видами спорта увлекаетесь?

— Разными… Ты что — не одна живешь?

— С мамой. Дормидонт, а хотите на паруснике завтра покататься? У нас на спортбазе можно парусник взять.

— Ладно. — Борщов отодвинул тарелку, вытер платком губы, встал. — Спасибо. Пошел я.

Улыбка сошла с Катиного лица.

— Вы уходите? — растерялась она.

— Ага. — Он пожал Кате руку. — Пока.

— Еще ж совсем рано… — грустно сказала Катя.

— Да мама твоя придет, отдохнуть захочет…

Катя оживилась:

— Она не придет! Она в командировке!

Борщов помолчал, спросил:

— Точно?

— Конечно!

— Ну тогда можно еще посидеть… полчасика.

Катя расцвела, но тут же смутилась под взглядом Борщова. Стояли они совсем близко друг к другу, и Борщов ей смотрел прямо в глаза.

— Пластинка кончилась… — Катя метнулась к проигрывателю.

— Погоди… — сказал Борщов.