Не говори маме

Бармен принес еще бутылку вина и американские сигареты.

— …Я люблю, как вы читаете стихи, — говорил итальянец, влюбленно поглаживая Майины пальцы. — «Свои серебряные кольца…» Как это — у Блока?

— Он тоже с приветом, — тихонько пояснила Майя. — У Блока так: «Слопала-таки проклятая, родимая, гугнивая матушка-Русь, как чушка своего поросенка…» — Начинался пьяный, интересный, бесконечный русский треп, и «фирмач с приветом», и Васин одновременно воспряли духом.

— Блока слопала, — кричал Андрей, — а на мне — подавится!

Когда он приехал домой, Галя стирала. Как всегда, когда сгорала от обиды и злости. Стирка, говорят, помогает.

По громыханию тазов, по воплям водопроводных труб Васин уже из-за двери понял, что там — стирка протеста. Глубоко виноватым голосом он сказал:

— Ну чего ты…. Еще не поздно, поедем кататься. Там подруга твоя ждет в машине… — И получил по роже мокрым жгутом, выжатыми детскими штанами.

— Моя, да?

— Не по… нял, — он, виноватый, готов был стерпеть оплеуху, но жена выскочила в коридор и молча, молча, не замечая Димку, размахнулась изо всех сил кулаком, и — в челюсть, аж зубы щелкнули.

Хлопнула дверь ванной. Потом — еще сильней — входная дверь. Дима поплелся на балкон с застывшей гримасой удивления — такое в первый раз. Он видел, как отец садится в машину. Он еще мечтал с ними покататься, но «Волга» уехала, про него забыли.

В красивой лесной местности, куда не доходил асфальт, где машины застревали в полноводных лужах, у Васина была хибарка из подручных матерьялов. Вокруг все обживали дачные участки. В ту осень будущий поселок выглядел как первобытное стойбище. Первые поселенцы, наработавшись за день, отогревались у костров и самодельных печурок.

Майя восхищалась допотопным самоваром и собственноручно повесила подкову на ржавый гвоздь. Васин сдвигал ящики, придумывая, как усадить гостей. Был яркий осенний день. Энцо вышел из леса с девятилетней девочкой — дочкой Майи, они набрали грибов и листьев, и Олечка показывала, как она умеет ходить по бревну, можно и с закрытыми глазами.

— Пускай гуляют, не зови. Надо же им познакомиться. — Майя села на ящик, закурила. — Олька тоже хочет в Италию, а я еще… посмотрим.

— Все у вас будет о'кей. — Васин нахлобучил ветровку по самые брови, занялся самоваром.

— У тебя тоже. Здесь будет вилла «Самовар». Хочешь — проект подпишу? — Майя листала толстый альбом с чертежами и эскизами. — У меня легкая рука, ты знаешь. У Галюни тяжелая, а у меня легкая.

Он вздрогнул; он, разумеется, не рассказал про ту позорную сцену.

— Откуда ты знаешь? — Значит, Галя сама рассказала. Он тихо выругался в капюшон, вскочил, пнул ящик, больно ударил ногу.

— Ну хочешь — я вас помирю? Я могу.

— Ты все можешь. Только зачем? Это начало конца. И конца ему не видно. Вот она уже Димку с нами не пустила. Ладно, перезимуем…

— Ты стал совсем другим.

— Я здесь живу. Как в пещере. Пещерный человек. Завтра пойду на мамонта.

— Я тебе напишу, ладно?

— Напиши, только куда?

Из-за горы досок показались Энцо и Оля, усталые, но довольные друг другом. Майя и Васин сделали веселые лица и хором вспомнили песню:

— «Мой адрес — не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз…»

Прошло семь лет. Нужно написать это крупными буквами, потому что в нашем городе не сразу заметишь перемены. Тот же трамвай совершает медленный круг, и персонал клиники, где работает Галя, занимает места на конечной остановке. И Галя не очень изменилась, скорее похорошела, следит за собой, но многие молодые врачи и сестрички зовут ее по отчеству.

— Галина Евгеньевна, вы ее знаете?

— Где? Кого?

— Вот так, девочки, надо ходить. Учитесь спинку держать.

— Да вон, сеньора Касьянова идет. Говорят, она совсем вернулась.

— Ничего подобного! Я знаю, у кого она живет…

— Да я ее сколько раз в городе видела! Мой Колька с ее дочкой…

Завязался бестолковый спор, все уже потеряли Майю из виду, но собрали полное досье, только Галя, вывернув шею, провожала бывшую подругу взглядом, пока та не скрылась за углом.

— …Я не спорю, жила она в Италии, а теперь у нас тоже… Мелкий бизнес…

— Здесь что ли лучше?

— У кого деньги есть — везде лучше! Галина Евгеньевна, а вы уже выходите?

Подъезжали к торговому центру. Галя решительно встала, помахала всем:

— Пока, девочки, все, я в отпуске! Надо что-нибудь убойное прикупить.

— Счастливо отдохнуть! Хорошей погоды!

Но в торговый центр она не пошла, миновала пестрые лавки «Все для пляжа», и задорное выражение лица сменилось беспокойством и сомнением — догонять ли Касьянову?

Майя мелькнула за деревьями и пропала в тихом переулке.

Там была парикмахерская. Старая парикмахерская превратилась в «Салон красоты», там шел ремонт, но, похоже, Майя зашла туда.

Левая половина салона работала, и Галя, задержавшись у зеркала, размышляя, не постричься ли перед отпуском, краем глаза видела, как Касьянова сбрасывает легкий плащ, вот нацепила шляпку на круглую вешалку, и три парикмахерши сразу вспорхнули со своих мест и загалдели вокруг нее. Галя приготовилась к «случайной встрече».